Цель открытия настоящего сайта — на основе документальных материалов Архива Президента РФ Государственного Архива Российской Федерации, Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории, Центрального архива ФСБ России и его филиалов объективно показать деятельность органов безопасности. - О.Б. Мозохин О снятии ограничительных грифов с законодательных и иных актов, служивших основанием для массовых репрессий и посягательств на права человека
ГлавнаяНовостиСтатьиКнигиФотоархивМозохин.RUФорумыИсторические чтения на Лубянке


Часть третья

Особый отдел Всероссийской Чрезвычайной Комиссии был создан постановлением ВЦИК в декабре 1918 года как орган борьбы со шпионажем и контрреволюцией в армии и на фронте. До него борьбой со шпионажем занимались органы Военного контроля, которые были организованы в мае 1918 года по аналогии с контрразведывательнымн органами старой царской армии.

 

 

Под руководством Ф.Э.Дзержинского

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ


 

Особый отдел Всероссийской Чрезвычайной Комиссии был создан постановлением ВЦИК в декабре 1918 года как орган борьбы со шпионажем и контрреволюцией в армии и на фронте. До него борьбой со шпионажем занимались органы Военного контроля, которые были организованы в мае 1918 года по аналогии с контрразведывательнымн органами старой царской армии. Военконтроль имел свои отделения во всех крупнейших стратегических пунктах и на фронтах. Это был громоздкий и неповоротливый аппарат. Но его главный порок заключался даже не в этом, а в том, что большинство сотрудников этих органов — бывшие офицеры — не внушали политического доверия. Одно время во главе Военконтроля стоял анархист Бирзе, позже разоблаченный как соучастник контрреволюционного заговора Бориса Савинкова. Многие сотрудники Военконтроля разных фронтов были связаны с контрразведкой противника. Не случайно все советские разведчики — коммунисты, направленные летом 1918 года через Южный фронт на Украину, были арестованы германской контрразведкой и расстреляны.

 

Оценивая вред, который принесли органы Военконтроля, М. Лацис писал в 1921 году:

 

«При прежних империалистических войнах эту работу (по борьбе со шпионажем) обыкновенно возлагали на военных же людей, на орган, именуемый Военконтролем. При национальных, империалистических войнах это было целесообразно, но при гражданской войне, когда наши военные спецы в своем большинстве из буржуазной среды, допустить их для охраны наших военных тайн, для борьбы со шпионажем, значило бы бросить щуку в наказание в реку. Предоставить классовому врагу, следить за шпионажем своего же класса в Советской Армии, было бы величайшей нелепостью».

 

Руководители ВЧК, понимая эту нелепость, неоднократно поднимали вопрос о Военконтроле как о гнезде шпионажа и контрреволюции в армии, но всякий раз наталкивались на упорное противодействие.

 

В декабре 1918 года Дзержинский вопрос об объединении деятельности ВЧК и Военного контроля поставил в ЦК. Предложение ВЧК было отвергнуто, но ЦК согласился на назначение руководителем Военконтроля Кедрова. Тогда же в ЧК были созданы военные отделы. Но это были лишь полумеры.

 

Положение улучшилось, но ненамного. В конце концов, чекисты были вынуждены доложить Ленину не только о засоренности, но и о прямой измене сотрудников Военконтроля. Весьма характерный случай имел место в Вологодском отделе.

 

В начале августа 1918 года сотрудник ВЧК близ станции Плесецкая Северной железной дороги задержал подозрительного человека, долго стоявшего у телеграфного столба и вроде бы поджидавшего кого-то. Чекисты сразу обратили внимание на одну особенность в одежде задержанного. На его пальто — зимнем пальто летом! — была пришита большая желтая пуговица. На допросе задержанный сознался, что хотел пробраться в Архангельск, к англичанам. Далее он показал, что его в Петрограде завербовал доктор Ковалевский и дал поручение доставить в Архангельск шпионское донесение. Вблизи станции Плесецкой его должен был встретить человек с такой же желтой пуговицей и провести до следующего пункта, где «верные люди» должны переправить его через линию фронта.

 

Желтую пуговицу с пальто задержанного срезали и перешили на пальто чекиста, поручив ему встречать всех желтопуговичников, направлявшихся через линию фронта. Вскоре на желтую пуговицу был пойман бывший полковник Куроченков, а через некоторое время на станции Дикая на линии Петроград — Вологда была задержана целая группа белогвардейцев во главе с неким Оленгреном.

 

Следствие показало, что вербовкой и переброской через линию фронта офицеров занималась эсеро-монархическая белогвардейская организация «Союз возрождения родины». Организация эта работала в контакте с английским посольством, перебравшимся в Вологду. В Петрограде вербовкой в белую армию руководил доктор Ковалевский. «Верными людьми», занимавшимися переправкой завербованных через линию фронта, оказались сотрудники Вологодского отдела Военконтроля, бывшие царские офицеры. Двадцать шпионов и диверсантов, проникших в Вологодский военконтроль, были расстреляны.

 

Когда об этих и других фактах доложили Ленину, он предложил подвергнуть всю систему Военконтроля строжайшей ревизии. Была создана специальная комиссия под руководством Дзержинского, которая пришла к выводу о необходимости распустить старый Военконтроль и создать вместо него особые отделы при ВЧК.

 

ВЦИК 6 февраля 1919 года утвердил «Положение об особых отделах при Всероссийской Чрезвычайной Комиссии». В нем говорилось:

 

«I. Борьба с контрреволюцией и шпионажем в армии и флоте возлагается на Особый отдел Всероссийской Чрезвычайной Комиссии.

 

2. Особый отдел вместе с тем непосредственно под контролем Революционного Военного Совета Республики выполняет все его задания».

 

Особые отделы ВЧК были созданы на всех фронтах и в армиях. В обязанность Особого отдела ВЧК также входила организация и руководство работой разведчиков за границей и в оккупированных иностранными державами и занятых белогвардейцами областях.

 

Постановлением ЦР РКП (б) от 28 августа 1919 года председателем Особого отдела был утвержден Дзержинский. На работу в Особый отдел партия направила ряд старых коммунистов, в том числе и Менжинского. Свою работу в Особом отделе в качестве особоуполномоченного Вячеслав Рудольфович начал 15 сентября 1919 года.

 

Вновь на работу в ЧК Менжинский пришел в трудное для страны время. Кольцо фронтов сжималось вокруг Советской республики. Международный империализм организовал против нее поход 14 государств. Снаряженные и вооруженные американским и англо-французским капиталом белогвардейские полки Деникина наступали с юга. Они заняли Орел и угрожали Туле и Москве. Новое наступление на Петроград вела белая армия Юденича и Родзянко. На востоке вновь перешел в наступление Колчак, а на западе — белополяки. Активизировалась внутренняя контрреволюция. Агенты Антанты и белогвардейских генералов плели сети заговоров. Когда Менжинский пришел на работу в Особый отдел, ВЧК разматывала нити заговора так называемого «Национального центра».

 

Еще при ликвидации мятежа на Красной Горке в мае 1919 года чекисты напали на след шпионской организации на Петроградском боевом участке. Приблизительно в то же время на Лужском направлении полевым караулом был убит человек, пытавшийся перебежать к белым. Убитый оказался бывшим офицером Никитенко. У него было обнаружено письмо к белогвардейскому деятелю Родзянко, подписанное «Вик», в котором сообщались шпионские сведения. От «Вика» нити вели к заговорщицкой организации в Москве. Летом на границе с Финляндией пограничники задержали юденичского агента Борового-Федотова. Когда его задерживали, он выбросил, но пограничники подобрали зашифрованное письмо. В письме имелись сведения о существовании заговорщицкой организации в Москве.

 

Другая нить, ведущая к московским заговорщикам, была получена от Вятской ЧК. В селе Вахрушево Вятской губернии милиция задержала некоего Карасенкова (на самом деле Крашенинникова) с миллионом рублей в мешке. Доставленный в столицу Карасенков на допросе в ВЧК показал, что деньги он вез в Москву. Крашенинников пытался передать из тюрьмы на волю две записки, попавшие в руки ВЧК. В первой из них 20 августа арестованный сообщил: «Я, спутник Василия Васильевича, арестован и нахожусь здесь». Во второй записке, отправленной из тюрьмы 28 августа, он просил заготовить для него документы, видимо, на случай побега, и сообщить, арестован ли некий ННЩ, которого Крашенинников знает.

 

Допрос Крашенинникова проводил Дзержинский, Когда Феликс Эдмундович предъявил арестованному эти записки, тот показал, что в Москву от Колчака будет отправлено 25 миллионов рублей в распоряжение «Национального центра» — так называлась эта заговорщицкая организация. Возглавляет же этот «центр» ННЩ — Николаи Николаевич Щепкин, известный кадет, депутат Государственной думы 3-го и 4-го созывов.

 

В ночь с 28 на 29 августа при личном участии председателя Особого отдела Дзержинского Щепкин был арестован. Квартиру его обыскали и нашли документы, которые изобличали связь Щепкина с Деникиным и подтверждали существование заговора «Национальный центр», наличие у заговорщиков военно-технической организации, готовившей вооруженное выступление,

 

В поленнице дров во дворе щепкинского дома чекисты обнаружили жестяную коробку, а в ней целую пачку документов, не оставляющих сомнений в том, чем занимались бывший депутат и его сообщники.

 

В коробке были зашифрованные сводки шпионских сведений о Красной Армии, предназначенные для штаба Деникина. Среди них оказались: записка с изложением плана действий Красной Армии от Саратова; список номерных дивизий Красной Армии на 15 августа, сведения об артиллерии одной из армий, план действий и состав армейской группы, сообщение о местоположении и предполагаемых перемещениях некоторых штабов; подробное описание Тульского укрепленного района, точное расположение зенитных батарей в нем, сведения о фронтовых базовых складах. Кроме того, в жестянку было вложено письмо, датированное 27 августа: «Начальнику штаба любого отряда прифронтовой полосы. Прошу в срочном порядке протелеграфировать это донесение в штаб верховного разведывательного отделения (деникинской армии) полковнику Халтулари...»

 

Депеши, переписанные рукой Щепкина, указывали также, что в Москве 21—22 сентября 1919 года готовится вооруженное восстание.

 

Щепкин на допросах сознался, что именно он руководитель подпольной политической организации, но не назвал имен заговорщиков и категорически отрицал наличие военной организации. В своих показаниях от 12 сентября Щепкин писал; «Из найденных у меня депеш я намерен был исключить все, что касается вопроса о возможности устройства вооруженного восстания».

 

Но это показание как раз и утверждало, что вооруженный мятеж готовится. ВЧК располагала и другими данными, свидетельствующими о наличии военного заговора.

 

Во-первых, это была фотопленка с зашифрованными шпионскими сведениями, которая была обнаружена под ногтями курьера, задержанного при попытке перехода южного фронта.

 

Во-вторых, письмо учительницы 76-й московской школы, в котором она сообщала ВЧК, что у директора этой школы Алферова часто собираются какие-то подозрительные личности. Фамилия Алферова наряду с фамилией Щепкина фигурировала и в записке, пересланной Крашенинниковым из тюрьмы.

 

В-третьих, показания врача одной из военных школ. В конце августа этот врач попросил Дзержинского принять его и сообщил, что он состоит в белогвардейской организации, но, усомнившись в целях этой организации, пришел в ВЧК, чтобы помочь поймать заговорщиков. Врач не знал состава организации, но указал, что видную роль в ней играет начальник окружной артиллерийской школы, бывший гвардейский полковник Миллер. За Алферовым и Миллером было немедленно установлено наблюдение.

 

Наконец 28 августа на квартире Щепкина был арестован один из руководителей военной организации, белогвардеец Мартынов, который признался в существовании подпольной офицерской организации «Штаб добровольческой армии Московского района», действующей под руководством «Национального центра».

 

Все эти данные, полученные Особым отделом, показывали, что в Москве существует военно-заговорщицкая организация, тесно связанная с «Национальным центром», и что эта организация готовит мятеж, который должен начаться 21—22 сентября, при подходе Деникина к Москве.

 

Подготовку и проведение операции по аресту членов «штаба добровольческой армии Московского района» Дзержинский поручил Менжинскому 15 сентября — в первый же день, как Вячеслав Рудольфович приступил к исполнению своих новых обязанностей.

 

На следующий день, вспоминает бывший сотрудник Особого отдела старый чекист Ф. Т. Фомин, «В. Р. Менжинский явился в Особый отдел ВЧК со специальным поручением Феликса Эдмундовича и приступил к расследованию заявлений от военного доктора, учительницы одной из московских школ и других...»

 

Времени на разработку и подготовку операции было мало. До начала намечаемого восстания оставалась всего лишь неделя. Но именно в разработке плана этой операции и его четком осуществлении и проявились организаторские и криминалистические способности Менжинского. Особому отделу стало известно, что Миллер обращался в Реввоенсовет с просьбой выделить ему мотоцикл и скорострельные пушки. В пушках ему отказали, а мотоцикл по просьбе Особого отдела Реввоенсовет выделил из своего гаража. Мотоциклистом к Миллеру был направлен чекист Горячий. Ему удалось установить адреса, по которым ездил к заговорщикам Миллер.

 

Проведение операции было назначено в ночь на 19 сентября. Кроме чекистов, к ней привлекли вооруженные отряды московских рабочих-коммунистов. «В ночь накануне операции, — продолжает Ф. Т. Фомин, — меня вызвали к Феликсу Эдмундовичу. Когда я пришел к нему, в кабинете уже были В.Р. Менжинский и член Коллегии ВЧК, секретарь ВЦИК В.А. Аванесов, начальник Особого отдела Московской ЧК Е.Г. Евдокимов. В кабинет то и дело входили чекисты. В.Р. Менжинский вручал им ордера на арест заговорщиков, объяснял характер задания, предупреждал об осторожности. Он был немногословен, четко формулировал свои мысли, переспрашивал, все ли понятно».

 

В ту ночь были арестованы активные заговорщики, в том числе руководители организации Ступин (начальник штаба), Миллер и Алферов. При обыске в квартире Алферова чекисты В. А. Аванесов и Ф. Т. Фомин обнаружили под мраморной крышкой пресс-папье список заговорщиков, а в кармане старых брюк Алферова записную книжку с зашифрованными номерами телефонов многих участников заговора. Все они были арестованы.

 

При арестах заговорщиков были захвачены отпечатанные приказы и воззвания к различным группам населения, изъято большое количество оружия, в том числе пулеметы и даже орудия.

 

Следствие по делу заговорщицкой организации вели Дзержинский, Менжинский, следователи Особого отдела.

 

«Национальный центр» и его военно-техническая организация были разгромлены. Члены штаба, командиры «дивизий» (секторов), «полков», «батальонов», «рот», многие рядовые заговорщики оказались за решеткой.

 

Следствие показало, что «центр» был блоком различных контрреволюционных партий: монархистов, кадетов, правых эсеров, меньшевиков. В нем были представлены все антисоветские течения.

 

И все же некоторое время для Особого отдела оставалось неясным — через кого добывались шпионские сведения, каким путем и кем переправлялись они через линию фронта к Деникину: арестованные наотрез отрицали свою причастность к шпионажу.

 

Нужно было найти нити, ведущие от «Национального центра» к шпионской организации в Москве. Поиск этих нитей и разматывание клубка Дзержинский поручил Менжинскому и чекисту, который все последующие пятнадцать лет работы Вячеслава Рудольфовича в органах государственной безопасности был одним из его ближайших помощников, - Артуру Христиановичу Артузову.

 

Но, прежде чем рассказать, как Менжинский и Артузов распутали этот узелок, остановимся вкратце на еще одном деле, которым пришлось заниматься московским чекистам осенью 1919 года.

 

25 сентября в Московском комитете партии, занимавшем бывший особняк графини Уваровой по Леонтьевскому переулку, состоялось большое совещание. Одним из пунктов повестки дня совещания было сообщение о только что ликвидированном «Национальном центре».

 

В совещании под председательством Александра Федоровича Мясникова участвовали около 120 партработников из районов, агитаторов, лекторов, потому что основным вопросом совещания была постановка дела в партийных школах.

 

Около десяти часов вечера после доклада заместителя наркома просвещения Михаила Николаевича Покровского объявили перерыв. Покровский за столом президиума собирал бумаги, часть присутствующих, оживленно переговариваясь между собой, начала расходиться. И вдруг послышался звон разбитого стекла, и в балконное окно влетел какой-то тяжелый предмет... Люди из задних рядов шарахнулись к двери. Началась давка.

 

Тогда из-за стола президиума поднялся красивый, еще молодой — лет тридцати пяти — человек с высоким чистым лбом и вьющимися волосами, одетый в темную сатиновую рубашку при галстуке. Он поднял руку и звучным голосом произнес:

 

— Спокойно, товарищи! Спокойно! Сейчас мы выясним, в чем дело!

 

Это был секретарь МК партии Владимир Михайлович Загорский, член партии, известный в дореволюционном подполье под именем товарищ Денис.

 

Услышав твердый голос секретаря, многие успокоились и успели выйти из зала. Сам же Загорский быстро и решительно зашагал к неизвестному предмету. Здание расколол чудовищной силы взрыв...

 

На улице в это время садился в автомобиль коменданта Кремля балтийский моряк Павел Дмитриевич Мальков, которому сразу после доклада Покровского нужно было вернуться к себе на работу. Много лет спустя Мальков вспоминал:

 

«...Блеснула ослепительная вспышка, и вечернюю тишину рванул оглушительный грохот. Из окон соседних домов с дребезгом посыпались стекла...

 

Ни в одном из окон Московского комитета РКП (б) свет не горел. Да и были ли окна, был ли дом? В сгустившемся внезапно мраке передо мной высилась страшная, изуродованная стена, зиявшая пустыми глазницами выбитых окон. На голову, на плечи оседало густое облако кирпичной пыли, трудно было дышать, под ногами хрустело стекло. Из глубины дома неслись жуткие вопли, крики о помощи, жалобные стоны... В конце переулка замаячили фары стремительно мчавшейся машины, второй, третьей... Оглушительно рявкнул сигнал, заскрежетали тормоза. Из первой машины выскочил председатель МЧК Манцев, за ним еще люди, еще... Со стороны Тверской загрохотали шаги множества бегущих людей. К месту катастрофы мчались бегом, прямо с заседания, члены пленума Московского Совета в полном составе.

 

Замелькали огни карманных фонариков. Как на штурм, кидались к дому, карабкались друг другу на плечи, лезли в окна члены Моссовета, чекисты, добровольцы.

 

Вдалеке пронзительно взвыли сирены. Все ближе, ближе, и вот уже несутся по переулку огромные пожарные машины. Десятки пожарных с ярко пылающими факелами в руках с ходу устремляются в развалины.

 

Закипела бешеная работа. Чекисты, пожарные разбирали обрушившиеся балки, стены, извлекая из-под обломков жертвы ужасного преступления. Одних несут на руках, другим помогают идти, освободившиеся из-под развалин идут сами.

 

Вот, тяжело опираясь о плечи рослого пожарного, прихрамывая, шагает Михаил Степанович Ольминский.

 

Под руки ведут раненого Мясникова. Бодрится и пытается вмешаться в общую работу легко раненный Емельян Ярославский».

 

Изуродованное тело Владимира Михайловича Загорского обнаружили лишь через несколько часов. Всего при взрыве погибло двенадцать московских коммунистов, еще пятьдесят пять было ранено.

 

Останки погибших перенесли в Дом Союзов. Хоронили погибших на Красной площади. С прощальными речами выступили Калинин, Мясников и другие товарищи. Лозунги, которые пронесли мимо братской могилы московские пролетарии, лучше всего передают их настроение в тот трагический момент:

 

«Ваша мученическая смерть — призыв к расправе с контрреволюционерами!»

 

«Ваш вызов принимаем, да здравствует беспощадный красный террор!»

 

 «Вас убили из-за угла, мы победим открыто!»

 

«Красная книга ВЧК» писала позднее: «Настроение — смелое и твердое, взгляд — бодрый и уверенный, сердце, полное ненависти к врагам, рука, крепко сжатая для сокрушительного удара, — вот результат подлого проявления бессильной злобы и остервенения белогвардейцев и их сознательных и бессознательных пособников».

 

А вскоре на улицах Москвы появилось отпечатанное где-то нелегально «Извещение». Начиналось оно с явно клеветнического утверждения: «Вечером 25 сентября на собрании большевиков в Московском комитете обсуждался вопрос о мерах борьбы с бунтующим народом. Властители большевиков все в один голос высказались на заседании о принятии самых крайних мер для борьбы с восстающими рабочими, крестьянами, красноармейцами, анархистами и левыми эсерами вплоть до введения в Москве чрезвычайного положения с массовыми расстрелами».

 

Само содержание этого листка могло играть на руку только белой реакции, уцелевшей в Москве после разгрома контрреволюционного заговора. Поэтому и в органах Советской власти и в ВЧК последующие анархистские лозунги «Извещения» были расценены как политическая маскировка: «Наша задача — стереть с лица земли строй комиссародержавия и чрезвычайной охраны и установить Всероссийкую вольную федерацию союзов трудящихся и угнетенных масс».

 

Дальше шли угрозы: «Смерть за смерть! Первый акт совершен, за ним последуют сотни других актов...»

 

И подпись: «Всероссийский Повстанческий Комитет Революционных Партизан».

 

Деникин еще рвался к Москве, и никто, конечно, не мог подумать, что в эти дни смертельной опасности для республики анархисты или левые эсеры, как-никак принимавшие участие в революции, могли решиться на такое преступление, каким был взрыв в Леонтьевском переулке.

 

«Правда» в статье «Деникинцы под маской анархистов» писала в те дни: «При чтении прокламации ясно видно, что это дело рук белогвардейцев, прикрывающихся именем анархистов. Авторы прокламации даже плохо усвоили себе, что такое анархизм и какая может быть у анархистов организация, — они называют себя комитетом, но ведь у анархистов комитетов не бывает».

 

Через день после взрыва Московский губисполком объявил Московскую губернию на военном положении, причем в постановлении также отмечалось, что «...покушение белогвардейских террористов указывает на существование в Москве еще не раскрытой контрреволюционной организации».

 

В Чека работали не наивные люди. Руководители МЧК Василий Николаевич Манцев и Станислав Адамович Мессинг, непосредственно проводившие следствие, анархистов, конечно, своим вниманием не обошли. Но наблюдение за некоторыми известными анархистами ничего не дало, сами же они, без сомнения, даже если что-либо и знали, то, прямого отношения к взрыву не имели.

 

Это еще более утвердило всех во мнении, что преступление совершено белогвардейцами.

 

Но 2 октября Дзержинскому и Менжинскому чекисты принесли один документ. Одна, казалось бы, пустяковая деталь привлекла внимание руководителей ВЧК и Особого отдела.

 

Дело в том, что 2 октября в Брянске с поезда, следующего из Москвы на юг, была снята подозрительная женщина, ее документы показались местным чекистам оформленными недостаточно четко. При обыске у этой женщины обнаружили письмо видного руководителя конфедерации украинских анархистов «Набат» некоего Барона, обладавшего, как было известно в ЧК, большим влиянием на польского «батьку» Нестора Махно. Последующая проверка установила, что сама неизвестная также член «Набата» Софья Каплун.

 

В письме были и такие строки: «Теперь Москва начеку, пару дней тому назад местный комитет большевиков взорван бомбой, погибло больше десятка, дело, кажется, подпольных анархистов, с которыми у меня ничего общего. У них миллионные суммы. Правит всем человек, мнящий себя новым Наполеоном». И далее:

 

«Они сегодня, кажется, публикуют извещение, что это сделали они».

 

Вот эти-то последние слова и заставили Дзержинского и Менжинского новыми глазами взглянуть на все происшедшее: «Извещение» так называемых «революционных партизан» действительно появилось в тот самый день, когда Барон писал на Украину свое письмо! Значит, преступление в Леонтьевском переулке совершили все-таки анархисты, а не белые офицеры.

 

Усилия ВЧК были немедленно обращены в новом, непредвиденном направлении. Арестовали Барона, несколько видных московских «легальных» анархистов. Безрезультатно. Они, видимо, знали кое-что об «анархистах подполья», но молчали. Полученные от них разрозненные сведения могли только запутать следствие. Сам Барон на поставленный ему вопрос, откуда он знает о предстоящем выходе «Извещения», отвечал ссылками на «слухи».

 

Между тем 23 октября появилась отпечатанная также нелегально газета «Анархия», в которой прямо говорилось, что взрыв в Леонтьевском совершила так называемая Московская организация анархистов подполья. Газета провозгласила, что «очередным вопросом является организация динамитной борьбы с режимом Совнаркома», и выбросила лихой лозунг: «Посмотрим, кто кого распорет!»

 

Теперь окончательно отпали все последние сомнения. Но следствие по-прежнему топталось на месте, пока Менжинскому не пришла счастливая мысль, которой он не замедлил поделиться с Манцевым и Мессингом.

 

— Мы все время возимся с анархистами, которые сейчас сидят в тюрьме и нам ничего не дают. Но не кажется ли вам странным, что некоторые не менее видные анархисты вот уже несколько месяцев бесследно исчезли с политического горизонта? Не они ли и создали новую организацию, с которой Барон действительно не связан, хотя кое-что о ней и знает?

 

Помните, - продолжал Менжинский, — что они писали в «Извещении»? За первым актом последуют сотни новых. Вполне вероятно, что они готовят очередное преступление. Через две недели годовщина Октябрьской революции, нельзя допустить, чтобы анархисты омрачили праздник.

 

Менжинский осторожно откинулся на спинку дивана (уже тогда тяжело больному, ему было трудно долго сидеть) и привычным движением тонкой нервной руки отбросил со лба прядь волос.

 

— И хочу обратить ваше внимание, — продолжал он, — еще на одно место в письме Барона. Где он говорит, что подполье располагает миллионами. Откуда у них такие суммы? От Махно? Вряд ли Барон бы тогда знал их. Нет ли здесь связи с теми ограблениями?

 

Манцев и Мессинг хорошо знали, что имеет в виду Менжинский. В последние несколько месяцев в Москве и некоторых подмосковных городах неизвестные преступники совершили ряд дерзких и кровавых налетов на финансовые учреждения. Был ограблен народный банк на Большой Дмитровке (взято 880 тысяч рублей), банк на Серпуховской площади (тоже 800 тысяч), банк на Таганской площади. Схожими методами были ограблены рабочий кооператив в Туле (около 600 тысяч рублей) и банк в Иваново-Вознесенске (около миллиона).

 

В ходе предварительного следствия было установлено, что (хотя ни одного грабителя взять живым не удалось) во всех этих случаях имели место не обычные бандитские грабежи, а политические экспроприации: захваченные деньги, судя по всему, предназначались для антисоветской деятельности какой-то пока неизвестной подпольной организации. Связь «Национального центра» с этими эксами установлена не была. Похоже, что это действительно поработали «анархисты подполья». Тем более что в одном случае — с ограблением «Центротекстиля» — участие анархистов сомнения не вызывало.

 

Московские чекисты не теряли больше ни одного часа. Первую засаду устроили на старой, известной по прошлому году квартире украинской анархистки Марии Никифоровой. В тот же день на квартиру пришел неизвестный человек с темной бородкой и опущенными книзу усами... Живым его взять не удалось. Он отчаянно отстреливался из браунинга, ранил одного из комиссаров МЧК, бросил бомбу, которая, к счастью, не разорвалась. На трупе были обнаружены фальшивые документы, но когда фотографию убитого сличили с имеющимися в МЧК фотографиями анархистов, проходившими в свое время по делу об ограблении «Центротекстиля», было установлено, что неизвестный — Казимир Ковалевич, служащий Московско-Курской железной дороги.

 

От Ковалевича нити потянулись к другой квартире, где жил Александр Восходов. Здесь и находилась главная явка «анархистов подполья» — Арбат, дом 30, квартира 58, вторая явка в кофейной у памятника Гоголю.

 

Новые засады позволили чекистам захватить многих членов организации, взять списки, адреса, оружие, инструменты для взлома сейфов.

 

К сожалению, не удалась арестовать, чуть было не попавшего в засаду на другой квартире — в Глинищевском переулке — еще молодого человека в потрепанном военном френче и с прической ежиком — некоего Петра Соболева. Как и Ковалевич, он отстреливался с обеих рук, тремя пулями пробил грудь комиссару МЧК, бросил бомбу, которая не взорвалась, ранил и второго комиссара, но был в конце концов застрелен. К сожалению, потому что Петр Соболев был главарем «анархистов подполья», наделенным диктаторскими полномочиями, это его имел в виду Барон, когда писал о «Наполеоне».

 

Петр Соболев, как показали другие арестованные, не только принимал участие во взрыве в Леонтьевском — именно он метнул бомбу в окно МК.

 

Теперь арестованных членов организации доставляли на Лубянку чуть не каждый час. За Александром Восходовым последовали братья Михаил и Афанасий Тямины, «Федька-боевик», оказавшийся левым эсером Федором Николаевым, «Дядя Ваня» (он же Хлебныйский, он же Приходько), Александр Розанов, прибывший в Москву прямиком из штаба Махно, анархист Михайл Гречаников и другие.

 

Были установлены и типографии, где «анархисты подполья» печатали свои листовки и газеты, и фамилии Эмиссаров, посланных «ставить» организации в другие города.

 

Картина преступления в Леонтьевском переулке теперь в основном была ясной. Организация «анархистов подполья», как на допросе показали Манцеву арестованные, состояла приблизительно из тридцати человек, часть которых приехала в Москву от Махно после того, как батька в очередной раз порвал отношения с Советской властью. Организация строилась из нескольких групп. «Идеологической», выпускавшей анархистскую литературу, ведал Казимир Ковалевич. «Боевой» руководили Петр Соболев, Михаил Гречаников и Александр Барановский (он же Попов). Именно эта группа и организовала те громкие ограбления банков, которые обеспечили организацию необходимыми для ее существования деньгами. Наконец, была еще группа Васи Азова (он же Азаров), достававшая взрывчатые вещества и изготовлявшая адские машины.

 

Пироксилином московских боевиков обеспечивали их брянские коллеги — похищали с оборонного завода. Азов дважды ездил за взрывчаткой в Брянск, в Москву ее провозили по подложным документам в отдельном вагоне, его охраняли под видом красноармейцев местные анархисты.

 

Во взрыве МК непосредственно участвовало шесть человек, но поначалу удалось установить фамилии только пятерых: Соболев, Барановский, Гречаников, Николаев и Яков Глагзон (тоже от Махно). Из этой пятерки Соболев был уже убит, Гречаников и Николаев арестованы, Глагзон и Барановский где-то скрывались.

 

В конце концов Федор Николаев назвал и шестого— им оказался левый эсер, активный участник прошлогоднего мятежа 6 июля — Донат Черепанов. Это сразу объясняло одну из причин успеха покушения: ранее в бывшем особняке графини Уваровой в Леонтьевском переулке находились Центральный и Московский комитеты партии левых эсеров, и Черепанов, как бывший член ЦК, знал в здании все ходы и выходы.

 

К покушению готовились исподволь, хотя и не имели в виду взорвать здание МК именно двадцать пятого, совещание оказалось лишь удобным случаем.

 

Бомбу — большую деревянную коробку — снарядил нитроглицерином и динамитом на арбатской конспиративной квартире Василий Азаров после того, как спешно явившийся сюда Черепанов сообщил Соболеву, что в МК партии большевиков идет большое совещание, на котором должен присутствовать и Ленин.

 

По свидетельству находившегося тогда в квартире Александра Розанова, в деревянную коробку вместилось около полутора пудов концентрированной смерти.

 

Потом Соболев отлучился и вернулся на Арбат примерно через час вместе с Барановским.

 

— Остальные будут ждать на месте, — сообщил он Черепанову.

 

В Леонтьевский они отправились втроем, шли долго, крутили по узким переулкам, опасаясь слежки, тяжелый снаряд несли по очереди. Невдалеке от особняка графини Уваровой их встретили еще трое: Гречаников, Николаев и Глагзон заняли свои места на страже, Черепанов в последний раз объяснил Соболеву расположение комнат в особняке, указал удобный лаз в садик со стороны Чернышевского переулка и балкончик на втором этаже, за которым был зал заседаний. Черепанов ушел. Он свое дело сделал.

 

За ограду сада перелезли вдвоем: Соболев и Бараневский, вдвоем же они подошли к зданию. Соболев вынул из кармана кустарную зажигалку — «самопал» и высек искру. Он поднял бомбу на балкон, поджег от тлеющего фитиля зажигалки бикфордов шнур и обеими руками метнул бомбу в балконную дверь.

 

В распоряжении террористов было сорок пять секунд. Этого времени им хватило, чтобы перескочить через ограду и отбежать на безопасное расстояние.

 

Когда они вышли на Тверскую, навстречу им от здания Моссовета мчались машины... Возле бывшего елисеевского магазина Барановскому стало плохо, он впал в полуобморочное состояние. Соболев, притворившись пьяным, с трудом дотащил его до дома в Дегтярном переулке, где Барановский жил.

 

Манцев и Мессинг не зря без устали допрашивали арестованных. В конце концов они узнали, что у «анархистов подполья» в 25 верстах от Москвы в поселке Красково по Казанской железной дороге есть дача. Здесь боевик Вася Азов изготовлял адские машины. По-видимому, здесь же после разгрома основного ядра организации укрылись уцелевшие террористы.

 

Александр Розанов на одном из допросов показал, что Соболев предполагал 7 ноября взорвать Кремль, для чего, по его подсчетам, требовалось пудов шестьдесят пироксилина. Чекисты не исключали, что остававшиеся пока на свободе анархисты, как бы мало их ни было, попытаются в день второй годовщины Октября отомстить за гибель своих главарей Соболева и Ковалевича.

 

Накануне праздника в Красково срочно направился отряд из тридцати чекистов. Глухой, холодной ночью, под непрекращающимся нудным дождем чекисты перешли вброд речушку Пехорку и, растянувшись редкой цепью, окружили одинокую, без единого огня в окнах дачу, выходившую фасадом на дорогу в Малаховку. Лишь на рассвете цепь ожила. Но застать врасплох обитателей дачи все ж не удалось, видимо, те несли круглосуточное дежурство. Чекисты были встречены ожесточенным револьверным огнем и ручными гранатами. Перестрелка длилась около двух с половиной часов. А потом — взрыв огромной силы буквально поднял дачу на воздух и обрушил на землю обломки бревен и разодранной щепы. За первым, самым сильным, последовали другие — это рвались запасы динамита и пироксилина, спрятанные в погребах.

 

Днем на дымящемся пепелище чекисты откопали семь обугленных трупов и обгорелую раму типографского станка.

 

В числе погибших были и Глагзон и Азов. Барановский также, как выяснилось, находился на даче, но успел уйти до взрыва и был позднее арестован.

 

Московской организации «анархистов подполья» больше не существовало. Вслед за ней были разгромлены анархистские группы в Самаре, Брянске, Уфе и других городах.

 

А в самом начале нового, 1920 года на одной из московских улиц был схвачен худой человек средних лет с нервным лицом и характерной, начесанной на левую сторону лба челкой, в старомодном пенсне. Донат Черепанов. Он рванул было револьвер из кармана пальто, но железные руки словно тисками сжали его запястья. Черепанова взяли после того, как чекисты расшифровали все закорючки и таинственные значки в записной книжке, найденной при убитом Петре Соболеве.

 

Допрашивал его в присутствии членов Президиума ВЧК сам Дзержинский. Черепанов, озлобленный до предела, чуть не бился в истерике от ненависти. Он ничего не скрывал, да и скрывать-то, собственно, ему уже было нечего.

 

Черепанов рассказал, что после того, как он разочаровался в руководителях своей партии, он вышел из состава ЦК левых эсеров и установил связь с Казимиром Ковалевичем. Вместе они организовали «Всероссийский Штаб Революционных Партизан», который наметил ряд экспроприаций и террористических актов, в том числе и взрыв в Леонтьевском переулке. По словам Черепанова, сначала предполагалось бросить бомбу в ВЧК, но потом это предложение отклонили, поскольку и «ВЧК и лично Дзержинский являлись только орудием партии большевиков». Тогда-то и решили взорвать МК РКП (б), тем более что им стало достоверно известно о намерении Ленина присутствовать на совещании 25 сентября.

 

Черепанову не угрожал расстрел, поскольку в связи с разгромом Красной Армией Юденича, Колчака и Деникина, пленением самого «верховного правителя», поражением внутренней и внешней контрреволюции ВЦИК и Совнарком РСФСР 17 января 1920 года совместным постановлением отменили смертную казнь. Но, видимо, сам он счел свой жизненный путь исчерпанным и борьбу проигранной. Донат Черепанов покончил самоубийством в тюремной камере.

 

А теперь снова вернемся к следствию по делу «Национального центра».

 

Нить к раскрытию шпионской организации дал арест некоего С. В. Роменского, занимавшего должность помощника управляющего делами Военно-Законодательного Совета Всероглавштаба.

 

Роменский был арестован чекистской засадой на квартире Алферова поздно вечером 9 октября. При обыске на его собственной квартире нашли подготовленные в дорогу чемоданы, планы Москвы и Петрограда с пометками красным и синим карандашом и переписку, из которой следовало, как говорится в протоколе обыска, «что гражданин Роменский не уверен в прочности существования Советской власти». Фамилию Роменского называли в предыдущих показаниях и другие арестованные.

 

...Утром в кабинет Менжинского ввели стройного, подтянутого человека в военной форме.

 

Блондин с зачесанными назад волосами и гладко выбритыми щеками, которому на вид можно было дать лет 28—30, держался спокойно и уверенно, всячески стремился подчеркнуть свою независимость и случайность задержания.

 

— Причины ареста не знаю, — твердо заявил он. Из допроса выяснилось, что Роменский юрист по образованию, до революции служил юрисконсультом Министерства торговли и промышленности в Петрограде, был секретарем особого совещания по обороне государства, при Керенском был прикомандирован к канцелярии Военного министерства и оставался секретарем особого совещания. После революции на советской службе, состоит членом профсоюза музыкантов, играет на скрипке, любит музыку.

 

- Бываете в концертах? - как бы между прочим спросил Менжинский.

 

— Конечно! Ведь я сам музыкант немного. Ничто не доставляет мне такого наслаждения, как музыка, — отозвался Роменский. — Слышали бы вы, товарищ комиссар, Кусевицкого!

 

— И давно вы слушали Кусевицкого? — спросил Менжинский, глядя в глаза подследственного.

 

— В конце лета, в саду «Эрмитаж»,

 

— В другое время и в другом месте я охотно поговорил бы с вами о музыке, но сегодня мне бы хотелось услышать от вас об организации, к которой вы принадлежите.

 

— Я увлекаюсь музыкой, а не политикой. Никакой организации не знаю.

 

Сидевший перед Менжинским человек обладал и завидной выдержкой и волей. Он так же спокойно и уверенно, не дрогнув ни одним мускулом лица, отвечал на последний вопрос, как и на все предыдущие.

 

Предложив Роменскому подписать протокол допроса, Менжинский приказал конвоиру увести арестованного.

 

Подтянутый цивильный юрист со строевой выправкой. Концерт Кусевицкого. Сад «Эрмитаж». Учительница 76-й школы. Не тот ли это блондин, которого она видела в саду «Эрмитаж» и в доме Алферова?

 

Ниточка пока была совсем тоненькой, как паутинка, но осторожно потянуть за нее все же стоило.

 

Приглашенная на Лубянку учительница сразу признала в Роменском того самого блондина, которого она видела в саду «Эрмитаж» на концерте с неизвестным мужчиной и пожилой дамой, кажется, ее зовут Наталией, и которого еще раньше она встречала у Алферова.

 

В тот же день Менжинский и Артузов вновь допрашивали Роменского:

 

— Причин ареста не знаю. По делу Губского ничего не могу показать. Из знакомых женщин есть только Елена Осиповна, с которой познакомился в Петрограде в 1916 году, но с июля — потерял ее из виду,

 

— И знакомство, вероятно, произошло на музыкальной почве? — спросил Менжинский.

 

— Нет, не совсем так, — улыбаясь, ответил Роменский. — Меня познакомил с ней человек, далекий от музыки.

 

— Да, кстати, о музыке, Роменский. С кем вы были на концерте Кусевицкого в саду «Эрмитаж»? — задал Менжинский новый вопрос.

 

Улыбка сползла с лица Роменского. Оно снова стало замкнутым и сосредоточенным. Отведя глаза в сторону, Роменский угрюмо сказал:

 

— Опять ловите, товарищ Менжинский. Тогда на концерте я был один. Народу в саду было много. Можно сказать, что с каждым встречался. Но я был один и, насколько помню, ни с кем даже не разговаривал.

 

Последующие допросы не дали ничего нового.

 

Но Менжинский был убежден, что именно в этом человеке кроется разгадка тайны шпионской организации. Однажды Менжинскому доложили, что Роменский написал на волю записку. Ее должен вынести из тюрьмы арестованный, который за непричастностью к делу освобождается из заключения.

 

В тот же день записки (их оказалось две, а не одна) были в руках следователей Особого отдела.

 

В первой записке, предназначенной «Елене Осиповне», Роменский писал:

 

«Я оторван от внешнего мира и ничего не знаю, что делается. Я никого до сих пор не выдал, несмотря на пять допросов. Упоминают имя шефа, требуют, чтобы я его назвал. Наказание: расстрел или лагерь. Ходатайство необходимо. СР, 27 октября 1919 г.».

 

Содержание второй записки:

 

«Б. Харитоньевский пер., 14, кв. 2. Г-же Баранпевой.

 

...Мои дела скверны, и едва ли мы увидимся. Крестник моего отца комиссар финансов Крестинский. Может быть, вы сумели бы поговорить с ним о смягчении приговора. Всего хорошего Вам, Ив. П. и Наталочке. 27 OK.1919 г. СР».

 

Через несколько дней Менжинский и Артузов докладывали Дзержинскому.

 

— После долгого допроса Роменский, наконец, согласился давать чистосердечные показания на условиях, что ему будет сохранена жизнь, а его показания не будут публиковаться.

 

Когда Роменскому было дано согласие на эти условия, он показал, что шпионские сведения он, Роменский, получал от члена Военно-Законодательного Совета, бывшего генерала Маковского, а также некоего Абрамова. Миллер на допросе 12 октября также подтвердил, что Абрамов занимался шпионажем...

 

— Вместе с Роменским, — докладывал Вячеслав Рудольфович Дзержинскому, — в Военно-Законодательном Совете работал генерал Бабиков. В августе Бабикова назначили помощником управляющего делами Реввоенсовета. Роменский показал, что в августе он сказал Бабикову о возможности выступления, на что Бабиков ответил: «Было бы безумным это делать». Однако это не помешало Бабикову в августе того же года передать Роменскому сведения об армиях, которые были внесены в сводку Щепкина. Собранные шпионские сведения Роменский передавал Тихомирову, члену штаба, избежавшему ареста в сентябре и скрывшемуся.

 

— И что показал Роменский о Тихомирове? — осведомился Дзержинский.

 

— Восьмого октября...

 

— Это накануне ареста Роменского?

 

— Да, накануне, к Роменскому в Военно-Законодательный Совет, приезжал неизвестный ему бывший офицер Снесаренко и сообщил, что приехал от Тихомирова, который сегодня, восьмого октября в два часа дня будет ждать его на станции Вешняки. Снесаренко приезжал к Роменскому с просьбой собрать деньги для бывшего генерала Стогова, который находится в трудном положении.

 

— Значит, Стогов в Москве? — спросил Дзержинский.

 

— Да, — отозвался Артузов. — После того как Троцкий освободил его из концлагеря, Стогов скрывается на станции Сходня под именем Семенова Андрея Ивановича.

 

— Что нового показал Роменский о переходе фронта?

 

Артузов и Менжинский видели, что Феликс Эдмундович торопится, и постарались, сжато изложить суть показаний Роменского.

 

— Некая Вера Ивановна Герц познакомила Роменского с мужем, Владимиром Аполлинарьевичем, который командует полком на тульском участке. Когда начался разгром организации, Роменский собрался бежать за фронт, к Деникину. Герц, знавший об организации, должен был дать Роменскому документы красноармейца и помочь перейти линию фронта.

 

— Пароль к Деникину?

 

— Наибольшую цену Роменский придает этому своему показанию. Этим, мол, я открываю вам фронт. Пароль: «Дон — Кубань — Северная Двина — Волга...»

 

— Роменский сказал, конечно, не все. Но нить к этой шпионской организации в наших руках, — сделал вывод из доклада Дзержинский. — Сегодня я выезжаю в Петроград, займусь Петроградским «Тактическим центром» и шпионской сетью Поля Дюкса. Вам, Вячеслав Рудольфович и Артур Христианович, надлежит силами Особотдела выявить шпионскую сеть в Москве, Туле и Серпухове. Будьте очень осторожны, чтобы не спугнуть раньше времени. Роменского изолировать от остальных заключенных. Готовьте план операции, вернусь из Петрограда, посоветуемся. В случае необходимости действуйте самостоятельно. О ходе следствия, Вячеслав Рудольфович, информируйте ЦК.

 

Поздно вечером в тот же день Дзержинский выехал в Пегроград.

 

В Москве продолжалась борьба с разведкой Деникина. Это была борьба ума и воли. Начатая в кабинетах следователей, она продолжалась в штабах и учреждениях Красной Армии, где принимались срочные меры, чтобы предотвратить утечку секретных сведений.

 

Менжинский, Артузов, следователи проводили допросы арестованных, очные ставки, выявляли участников организации, еще находившихся на свободе после сентябрьских арестов.

 

Им удалось установить состав шпионской организации, выявить каналы связи и переправы шпионских донесений через фронт, удалось также выявить честных ротозеев из штабов, которые своей беспечной болтовней способствовали утечке секретных сведений.

 

После долгих запирательств Роменский признался, что на концерте Кусевицкого вместе с Наталией Владимировной Анципо-Чикунской он встретился с активным участником шпионской организации Калашниковым, что на связи у него состоял шпион Голунский, пробравшийся с помощью организации на пост помощника начальника кодификационного отдела Реввоенсовета, что сводку о положении армий и дивизий на фронте к 15 августа он получил от Бабикова, что именно Бабиков указал ему, Роменскому, что за линией фронта он может явиться к деятелям деникинского правительства Астрову или Лукомскому и сказать им всего два слова:

 

«Я от Бабикова», чтобы быть принятым ими.

 

— Голунский, — показывал Роменский, — познакомил меня с неким Качаловым, который сообщал о положении дел в Петрограде и дал сводку о положении частей Красной Армии на Петроградском фронте. Качалов служит в Петрограде секретарем уполномоченного по снабжению Красной Армии Петроградского округа Дрезена.

 

Об этом немедленно сообщили в Пегроград. Оттуда ответили, что Качалов арестован ЧК и расстрелян как шпион, дававший информацию военного характера через англичанина Сакса самому Полю Дюксу.

 

В ходе следствия были нащупаны следы к двум машинисткам из полевого штаба в Серпухове, которые снабжали информацией членов организации.

 

Оказалась шпионкой и Евгения Иосифовна Лебедева («Елена Осиповна», как ее называл в своей записке Роменский). Эта сорокасемилетняя дама, жена бывшего помещика, служившая заведующей журнальной частью в Военно-Законодательном Совете, передавала Роменскому шпионские сведения от Бабикова.

 

Особому отделу стали известны общефронтовой пароль, пароль для перехода линии боевых действий на Западном и Северном фронтах, а также пароль к предателю Герцу, который занимался переправой деникинских агентов через фронт. В отличие от фронтовых пароль к Герцу был цифрвой: «77» — пропуск и «37» — отзыв.

 

Менжинскому и Артузову также стало известно, что скрывшийся от ареста член штаба Тихомиров готовит нападение на ВЧК силами роты огнеметчиков и отряда охраны Главсахара, где еще сохранились члены белогвардейской организации.

 

Удалось установить, что прятавшийся в Сходне генерал Стогов имеет своих людей в Серпухове, что на связи с ними состоит некий Петр Федорович, проживающий по Новинскому бульвару.

 

Менжинский и Артузов работали дни и ночи. В архивном деле о «Штабе добровольческой армии Московского района» сохранились документы, свидетельствующие, что Вячеслав Рудольфович работал в ВЧК даже в Октябрьские праздники девятнадцатого года. Так, седьмого ноября он вновь допрашивал Роменского по поводу фронтового пароля и пароля к Герцу.

 

Ведя следствие по делу заговорщицкой организации, Менжинский, Артузов, другие следователи стремились доказать не только вину активных участников организации, но и невиновность людей, случайно попавших в засады на квартирах заговорщиков, или людей, оклеветанных врагами. Участники заговора, стоя одной ногой в могиле, стремились оговорить, оклеветать некоторых честных старых военспецов, твердо ставших на сторону народа. Так они пытались оклеветать ученика и последователя Н. Е. Жуковского, преподавателя высшей математики на стрелковых курсах Соколовского.

 

30 октября в кабинете Артузова состоялась беседа Менжинского с Соколовским.

 

— Товарищ Соколовский, я приношу вам извинение за то, что пришлось вас задержать и заставить некоторое время заниматься изучением не высшей математики, а наших порядков на Лубянке.

 

Соколовский не обиделся, попросил только, чтобы ему вернули отобранную при обыске книгу Николая Егоровича Жуковского «Механика», исключительно редкий экземпляр.

 

По распоряжению Менжинского, Соколовского в тот же день освободили. Книгу ему, разумеется, вернули в целости и сохранности.

 

Соколовский был не единственным исключением. Из общего числа арестованных по этому делу почти половина была освобождена, как лица, непричастные к контрреволюционной военной организации белогвардейцев.

 

Разбив белогвардейцев под Орлом и Воронежем, Красная Армия перешла в наступление по всему Южному фронту. Успехи на Южном фронте вдохновили бойцов Красной Армии под Петроградом. Войска Юденича были разбиты. Их жалкие остатки бежали в Эстонию. Шпионская сеть Поля Дюкса в Петрограде и штабе VII армии была разгромлена, а подпольное кадетско-буржуазное правительство арестовано.

 

Настала очередь полной ликвидации шпионской сети, созданной в Москве и Подмосковье агентами Деникина и интервентов. Менжинский и Артузов доложили Дзержинскому, возвратившемуся из Петрограда, схему организации и план предстоящей операции.

 

План был рассмотрен, силы расставлены, и в один из зимних дней шпионы — генералы и рядовые оказались за решеткой.

 

Разгром «Национального центра», его военно-технической и шпионской организации был большой заслугой Особого отдела ВЧК. Видную роль в ликвидации заговора, особенно шпионской организации заговорщиков сыграл В.Р. Менжинский. За считанные недели он стал одним из самых авторитетных руководителей ВЧК.

 

По предложению Дзержинского 1 февраля 1920 года Менжинский был назначен заместителем председателя Особого отдела ВЧК.

 

 

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

 

Осенью и зимой 1919-1920 годов главные ударные силы белогвардейцев - Деникин, Юденич и Колчак - были разгромлены. Соотношение классовых сил в стране изменилось в пользу Советской власти. В этой обстановке враги перешли к новым формам и методам подрывной деятельности: блокированию всех антисоветских партий. Они стали создавать глубоко законспирированные нелегальные организации, внедрять свою агентуру в советские учреждения, штабы и части Красной Армии.

 

Новая обстановка требовала изменения форм и методов работы чекистских органов. И первым это понял Ленин.

 

В своей речи на 4-й конференции губернских чрезвычайных комиссий и особых отделов 6 февраля 1920 года он говорил:

 

«Перед органами подавления контрреволюции, перед органами ЧК был и остается вопрос довольно сложный, и трудный. С одной стороны, надо понять, учесть переход от войны к миру, с другой стороны, все время надо быть на страже, поскольку мы не знаем, как скоро придется достичь прочного мира...

 

Одним словом, нам по-прежнему надо сохранять полную боевую способность к отражению врага. Возможно, что будут попытки нашествия, возможно, что Деникин укрепится, чтобы продолжать гражданскую войну, возможно, что со стороны групп контрреволюционеров будут попытки террора, и сохранение боевой готовности для нас является обязанностью. Сохраняя эту боевую готовность, не ослабляя аппарата для подавления сопротивления эксплуататоров, мы должны учитывать новый переход от войны к миру, понемногу изменяя тактику, изменяя характер репрессий».

 

Руководствуясь этими указаниями Ленина, Дзержинский и Менжинский решительно перестраивают работу органов ВЧК.

 

«Дзержинский, - писал через несколько лет Менжинский, - был самым строгим критиком своего детища. Он постоянно думал и перестраивал ЧК и опять и снова пересматривал людей, структуру, приемы...

 

ЧК, прежде и больше всего орган борьбы с контрреволюцией, не может оставаться неизмененным при изменившемся соотношении борющихся классов. Дзержинский всегда первый шел на перемены, как в практике, так и в организации своего детища, применяясь к любой политической обстановке, охотно отказываясь от прав, ставших ненужными или вредными, например, при переходе от военной полосы к мирной, и, наоборот, настойчиво требует их расширения, когда это снова становилось нужным. Для него было важно одно, лишь бы новая форма организации ЧК, ее новые приемы и переходы, скажем, переход от массовых ударов к тонким изысканиям в контрреволюционной среде, и наоборот, по-прежнему достигали главной цели — разложения и разгрома контрреволюции».

 

К январю 1920 года главные силы контрреволюции на фронтах и внутри страны были разгромлены.

 

В связи с победами на фронтах у отдельных сотрудников особых отделов стали проявляться настроения благодушия и беспечности. Понимая вред подобных настроений, еще в январе 1920 года, после освобождения от белогвардейцев Ростова-на-Дону, Менжинский разработал и направил на места за своей подписью документ, в котором дал глубокий анализ форм и методов подрывной работы противника и определил конкретные направления и методы работы особых отделов.

 

- Учтите, - не раз повторял он сотрудникам особых отделов, - наши враги, потерпев прямое военное поражение, постараются сменить методы своей подрывной деятельности.

 

В одном из приказов Менжинский требует учитывать в чекистской работе, что со «снятием блокады и открытием границы для ввоза иностранных товаров российская контрреволюция получает простой и доступный способ общения с центрами международной контрреволюции, имеющей очаги на территории РСФСР, и что с отменой высшей меры наказания можно ожидать... единоличного белого террора против выдающихся вождей пролетариата...».

 

Менжинский обращает внимание чекистов на необходимость рассматривать свою работу как часть общего дела всей партии. В приказе от 19 марта 1920 года он прямо указывает:

 

«Приказываю работать в полном контакте с местными комитетами РКП (б), опираясь на их авторитет, черпая в них силы и... информируя их руководителей о своей работе».

 

Менжинский понимал и другое: что силы органов госбезопасности не только в руководстве партии, но и в тесной связи с массами, что глубоко законспирированных вражеских агентов можно выявить только с помощью трудящихся - рабочих, крестьян, красноармейцев. И Менжинский обращается к ним за помощью. 21 февраля 1920 года «Известия ВЦИК» публикуют обращение Особого отдела ВЧК «Ко всем гражданам Советской республики».

 

Особый отдел ВЧК призывал «рабочих, красноармейцев, коммунистов и всех граждан прийти ему на помощь в его борьбе с врагами Советской республики и, не стесняясь ни формами, ни изложением, присылать сведения о всех замеченных случаях, где можно заподозрить шпионаж, злостный саботаж, измену, а также о всех других действиях тайных врагов республики, направленных к подрыву мощи Красной Армии».

 

Воспитывая работников особых отделов в духе строжайшего соблюдения советской законности, Менжинский в то же время решительно боролся с попытками отдельных военачальников принизить роль особых отделов, командовать ими.

 

Менжинский пытался отделить Особые отделы от ВЧК, но это ему не удалось. Но попытки такие предпринимались.

 

В то же время он пытался исключить двойное подчинение Особых отделов. Так, 30 апреля 1920 года Менжинский ввиду того, что освобожденная от белогвардейцев Архангельская область была наводнена остатками белогвардейщины, он предложил выделить Архангельский Особый отдел в области борьбы со шпионажем в самостоятельный орган с непосредственным подчинением Особому отделу ВЧК. Ранее, такое подчинение было предоставлено Петроградскому Особому отделу.

 

Были случаи когда начальники Особых отделов не находили взаимопонимания с армейским командованием. Так, командующий трудовой армией Кавказского фронта Воронин 6 июня 1920 года направил в Реввоенсовет телеграмму, в которой писал, что у него обострились отношения с Особым отделом, и он отдал приказ об аресте начальника особотдела дивизии. И если не последует немедленно решение центра, то он, не считаясь с последствиями, арестует и начальника особотдела армии.

 

На следующий день, 7 июня, Менжинский, сообщив текст телеграммы Воронина начальнику Особого отдела фронта Ландеру, предложил ему немедленно выехать самому или послать авторитетного товарища «для расследования на месте всего инцидента». Расследование провести самое строгое. Результаты сообщить немедленно по прямому проводу.

 

Командарму Воронину Менжинский направил такую телеграмму:

 

«...Особотдел ВЧК доводит до Вашего сведения, что: первое, арест особотдела дивизии без ведома начособотдела армии распоряжением командарма недопустим. Это право не предоставлено ни положением об особотделах, ни законами Республики. Второе, как командарм, Вы должны знать, что особотдел армии подчинен особотделу фронта, куда, если вы считаете затруднительным сношение с ОО ВЧК, вы могли бы обратиться на предмет расследования ваших заявлений. Третье, не только арест, но и смещение начособотдела не может быть произведено ни Реввоенсоветом в целом, ни начособотдела фронта, без ведома ОО ВЧК, если нет совершенно явного преступления, требующего указанной меры пресечения. Четвертое, ваши телеграммы не дают ни одного конкретного факта обвинения начособотдела... кроме голословности. Пятое, особотделы ни в коем случае не подчинены командармам, а исполняют оперативные задания одного из членов Реввоенсовета. Шестое, одновременно с сим ОО ВЧК отдает распоряжение начособотдела Кавфронта т. Ландеру о немедленном выезде в особотдел Кавтрудармии для расследования всего инцидента...»

 

Таким образом боролся Менжинский за авторитет особых отделов, за повышение их боеспособности, готовил их к новым испытаниям, вызванным третьим походом Антанты на Советскую Россию.

 

Менжинский активно боролся за дисциплину в армейских частях. Так он информировал местные органы об усилении деятельности анархистов в воинских частях, которые проводили агитацию против советской власти, высказывались против дисциплины с Красной армии. Менжинский предложил ликвидировать все анархические организации и группировки как и в тылу, так и на фронте, а так же провести чистку комсостава и красноармейцев от анархически настроенных элементов и установить тщательный контроль за деятельностью легально существующих и стоящих на платформе советской власти анархических организаций.

 

18 июня 1920 года Менжинский направил шифртелеграмму всем Особым отделам Кавказского фронта, где он обратил их внимание на необходимость усиленной борьбы с дезертирством, зеленоармейцами, подозрительными элементами прифронтовой полосы, которые из шкурнических, бандитских побуждений содействовали Врангелю.

 

В этот же день Менжинский приказал Особым отделам ВЧК усилить борьбу с эсерами и меньшевиками, проникшими в Советские учреждения Донобласти Кавказа, пытавшимися свергнуть советскую власть

 

В связи с серьезным положением на Кубани и продвижением Врангеля Менжинский 20 июля 1920 года поручил начальнику Особого отдела Кавказского фронта Ландеру и начальнику Особого отдела на Дону Русанову энергично повести борьбу с контрреволюционными элементами не останавливаясь перед массовыми репрессиями. В связи с тем, что от этого завесило быть или не быть восстанию белогвардейцев, которое по его сведениям назревало. Менжинский приказал не увлекаться глубокой разведкой, а действовать быстро, «ликвидируя все, что осталось неувезенного в центральные лагеря». Он писал, что от быстроты действий и проявленной энергии зависит быть или не быть восстанию белых на Кубани и Дону. Благодаря предпринятым мерам, восстание не состоялось.

 

Менжинский 16 ноября 1920 года писал, что разгром Врангелевских банд ставит перед Особым отделом задачи от разрешения которых зависит спокойствие освобожденного от Врангеля Крыма и Кавказа. Особым отделам Юго западного фронта, Кавказского и «Черазморей» надлежало немедленно связаться и координировать свои действия по недопущению рассасывания групп белогвардейцев и отдельных лиц в тыл на Украину, Донбасскую область, Кавказ, которая может привести к новому их сосредоточению и слиянию их с бандами Савинкова, Петлюры и Балаховича.

 

Он предложил усилить все береговые пункты, увеличив их численно и улучшив качественно, предлагалось выставить заградительную сеть из особых контрольных пунктов. Организовать строгий контроль, за передвижением на дорогах.

 

Предлагалось принять решительные меры по борьбе с пьянством и разгулом в воинских частях, обратив внимание на поведение командного состава.

 

25 ноября 1920 года Менжинский писал, что наблюдаются нарастающие брожения в армии. Это было связано с тяжелым материальным положением красноармейцев, которое стало совершенно невыносимым. Красноармеец раздет, разут, голоден. В дополнение к этому поддержание дисциплины нередко выливалось в формы грубого и жестокого обращения с красноармейцами, как-то: брань, побои, всякого рода издевательства. Основной причиной тяжелого положения в армии Менжинский считал разложение ее Политсостава. По его мнению, был так же ослаблен контроль над военспецами.

 

Для улучшения обстановке в армии Менжинский предложил создать чрезвычайные Тройки, как в тылу, так и на фронте. На которые он предложил возложить обследование всех воинских частей. Тройка должна была пользоваться правом придания суду, независимо от занимаемой должности всех виновных в злоупотреблениях, недостаточной заботливости о красноармейцах, саботаже, разгильдяйстве и др .

 

Менжинский предложил также приравнять всех комиссаров во всех материальных условиях к красноармейцам.

 

Весной 1920 года буржуазно-националистическое правительство Пилсудского начало войну против Советской России.

 

Польша и Врангель — это, по выражению Ленина, две руки международного капитала, которыми империалисты вновь стремились удушить Советскую власть. Первые признаки подготовки нового похода обнаружились в начале 1920 года. В связи с угрозой нового военного нападения Менжинский в приказе особым отделам фронтов и армий в феврале 1920 года требовал от них «усилить бдительность и розыскную деятельность в области обнаружения польских контрреволюционных и шпионских организаций... Усилить надзор за лицами, переходящими фронт, тщательно допрашивать их».

 

В то время было важно проникнуть в планы противника - белопольской и белогвардейских разведок. Поэтому Менжинский обратил внимание особых отделов Юго-Западного и Западного фронтов на необходимость направить за кордон в тыл белопольских и белогвардейских войск опытных чекистов для выявления каналов, по которым противник забрасывает свою агентуру на советскую территорию, а также с целью внедрения в неприятельскую разведку. Эта задача была успешно осуществлена. Уже через месяц Менжинскому докладывали, что среди взятых в плен польских легионеров и перебежчиков имеются шпионы, сведения о которых получены от наших контрразведчиков за кордоном. Так, под руководством Дзержинского и при активном участии Менжинского стала создаваться советская разведка.

 

25 апреля 1920 года Пилсудский двинул свои легионы против Советской России. Белополяки, наступая на Правобережной Украине, заняли Киев. На Украине активизировались кулацко-националистические банды. Они разрушали тыл Красной Армии, препятствовали переброске частей и соединений с Кавказского на Польский фронт, терроризировали население, убивали коммунистов и советских работников.

 

В апреле ЦК партии направил Дзержинского на Украину начальником тыла фронта. Вместе с ним выехали на Украину 1400 оперативных работников, командиров и бойцов внутренних войск ВЧК. А еще через несколько дней Политбюро ЦК РКП (б) вынесло постановление об укреплении Западного фронта. Этим же постановлением. Политбюро обязало заместителя председателя Особого отдела ВЧК Менжинского «Укрепить Особый отдел Западного фронта, переведя туда работников из других мест, в частности с Восточного фронта».

 

11 мая в стране было объявлено военное положение. В декрете ВЦИК и Совета Труда и Обороны в числе других предлагалось «принять все меры к полному обеспечению целости и сохранности путей сообщения, складов и запасов военного и иного имущества, фабрик, заводов, мастерских и т. п., обратить особое внимание на безостановочную работу телеграфной и телефонной сети».

 

Это были не напрасные меры: в мае заполыхали военные склады в Хорошеве под Москвой, потом - склад военного имущества в Туле, рухнул в воду взорванный диверсантами мост через реку Плиссу в Белоруссии.

 

Менжинский в эти дни анализирует ошибки, изыскивает пути их исправления и предотвращения в будущем. Он составляет подробный приказ-наставление об обеспечении сохранности складов, железнодорожных мостов, водокачек, электрических станций и всех других сооружений, «имеющих важное значение в деле военной обороны».

 

Приказ Менжинского подробен и предусматривает многое: проверку составов караулов, несущих охрану оборонных объектов, удаление из них кулацких и белогвардейских элементов; удаление подозрительных элементов с военных складов и заводов; принятие энергичных мер к усилению караулов; дневные и ночные проверки их службы; «пресечение в корне разгильдяйства и кумовства»; усиление мер противопожарной безопасности на складах и заводах взрывчатых веществ, запрещение топки железных печей и разведения костров ближе установленной уставом караульной службы полосы; упорядочение системы пропусков и допуска лиц на склады и военные заводы. Караулам вменялось в обязанность задерживать лиц, которые подозрительно ведут себя на полосе, прилегающей к объектам, наводят справки о складах и заводах, количестве охраны, числе караулов.

 

Приказ не только требовал, он одновременно учил чекистов, особенно молодых, не обладающих должным опытом, как конкретно нужно оберегать государственные интересы.

 

Этот приказ был введен в действие по телеграфу. Принимались, однако, и другие меры. В частности, сотрудников Главного артиллерийского и Главного военно-инженерного управлений, уличенных в преступной халатности, привлекли к судебной ответственности.

 

29 мая 1920 года ВЦИК и Совет Труда и Обороны «ввиду усиливающейся работы агентов польской шляхты в тылу Красной Армии, в центре страны, ввиду ряда поджогов, взрывов, а также всех видов саботажа» постановили «придать военному положению самый решительный и непреклонный характер».

 

Этим же постановлением ВЧК и ее органам предоставлялись права военных трибуналов в отношении всех преступлений, направленных против военной безопасности республики. Энергичные, революционные меры, принятые Советским правительством и по его поручению — органами ВЧК в самом начале советско-польской войны, привели к тому, что ни белополяки, ни русские контрреволюционеры во время этой войны не смогли существенно ослабить тыл Красной Армии.

 

Дзержинский, поглощенный работой на Украине, борьбой против белопольских и врангелевских агентов, националистов, тем не менее продолжает направлять деятельность коллегии ВЧК, пишет членам президиума письма, телеграммы, советует, наставляет, как лучше организовать работу, обеспечить успех в борьбе с подрывной деятельностью вражеской агентуры.

 

27 июня 1920 года одновременно с письмом в коллегию ВЧК, в котором излагались меры усиления транспортных чекистских органов, Дзержинский направил письмо Менжинскому: «Хочу Вас просить еще об одном - надо поднять ТО (Транспортный отдел) ВЧК на должную высоту. Не жалеть ему людей ответственных и материальных средств. Вопросы победы на фронтах и с продовольственной разрухой — это вопрос победы в транспорте...»

 

Менжинский и коллегия ВЧК принимают меры к укреплению транспортных органов ВЧК.

 

Наступление Красной Армии на Украине и в Белоруссии продолжалось. Были освобождены Киев, Минск, Вильно. Победы Красной Армии способствовали революционному подъему в Польше. В конце июля в Белостоке, освобожденном Красной Армией, был создан Польский революционный комитет во главе с Юлианом Мархлевским. В состав Польского ревкома вошел и Дзержинский. Направляясь из Харькова на Западный фронт, Дзержинский на несколько дней задержался в Москве и подготовил предложения в ЦК об изменении порядка работы ВЧК. ЦК партии согласился с предложениями Дзержинского. Сообщая об этом в письме на имя заместителя председателя ВЧК Ксенофонтова, Дзержинский писал, что президиум ВЧК упраздняется, что ЦК утверждена коллегия ВЧК в составе 12 человек. В состав коллегии вошли Ф. Э. Дзержинский, И. К. Ксенофонтов, Я. X. Петерс, В. А. Аванесов, М. С. Кедров, М. Я. Лацис, В. Р. Менжинский и другие. Далее в письме Дзержинский изложил свои предложения по работе коллегии, подчеркнув, что проекты постановлений, которые должны проводиться через законодательные органы, коллегией должны рассматриваться «в присутствии т.т. Аванесова и Менжинского».

 

Особую заботу Дзержинский проявлял о том, чтобы все направление работы ВЧК соответствовало партийным директивам, чтобы не нарушалась тесная связь коллегии ВЧК с Центральным Комитетом. Еще в мае 1919 года Дзержинский на заседании Оргбюро ЦК внес предложение о том, чтобы представитель Особого отдела ВЧК еженедельно делал доклады в ЦК. Это предложение тогда было принято и аккуратно Дзержинским проводилось в жизнь. Заботясь о том, чтобы это решение выполнялось и впредь, Дзержинский в своем письме предлагал выделить Менжинского в качестве постоянного представителя ВЧК для связи с ЦК.

 

«Для связи с ЦК по политическим вопросам предлагаю Вам назначить т. Менжинского как постоянного представителя ВЧК, не лишая, конечно, права членов коллегии ВЧК непосредственно обращаться и сноситься с ЦК по частным вопросам, — конечно, с Вашего ведома. Тов. Менжинскому предлагаю тоже поручить делать в ЦК систематические доклады о важнейших делах, имеющих политическое, экономическое и партийное значение, — это делать необходимо».

 

О большом доверии Дзержинского к Менжинскому свидетельствует и тот факт, что на телеграммах по особо важным вопросам с Западного фронта Дзержинский пишет: «Менжинскому для Ленина...»

 

20 июля 1920 года перед отъездом Дзержинского в Белосток в ЦК РКП (б) и правительстве было принято решение о назначении Менжинского председателем Особого отдела ВЧК. Это назначение было оформлено приказом Реввоенсовета республики и ВЧК № 1348. А в начале октября 1920 года Менжинский выехал на Украину для руководства борьбой с националистическим подпольем. В задачу его входили и маскировка готовящегося удара по врангелевским войскам и организация разведывательной работы в тылу Врангеля. Еще раньше сюда на Украину по его предложению был направлен на работу один из старейших и талантливейших чекистов, Ян Петерс.

 

Здесь, в Особом отделе Южного фронта, Менжинского застало известие о подписании перемирия с Польшей. Война с белополяками закончилась победой Советской страны.

 

В конце октября советские войска перешли в наступление на юге. Врангель был разбит. Красная Армия освободила от белогвардейцев Крым.

 

Интервенция и гражданская война в России окончились. Основные силы интервентов и белогвардейцев были разгромлены и изгнаны с советской земли.

 

За революционные заслуги в борьбе с внутренней и внешней контрреволюцией, за огромную работу по укреплению рядов Красной Армии Революционный военный совет республики после окончания гражданской войны своим приказом № 2835 наградил Особый отдел орденом Красного Знамени.

 

 

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

 

После окончания гражданской войны встала практическая задача организации охраны государственных границ Советской республики. Еще 28 мая 1918 года Совет Народных Комиссаров издал Декрет об учреждении пограничной охраны, подчиненной Народному комиссариату финансов. На пограничную охрану возлагалась защита «пограничных интересов Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, а в пределах пограничной полосы - защита личности и имущества граждан...»

 

Декрет определил конкретные задачи пограничной охраны, установил семиверстную пограничную полосу на суше и двенадцатимильную морскую таможенную полосу, в которой все иностранные суда подлежали надзору со стороны пограничной охраны.

 

Летом 1918 года началось формирование советской пограничной охраны. По указанию Свердлова Московский, Петроградский и губернские Советы направили па службу в пограничную охрану передовых рабочих, солдат, коммунистов. В июле - августе при контрольно-пропускных пунктах на границе были созданы пограничные чрезвычайные комиссии, их главной задачей стала борьба с политической контрабандой и шпионажем на границе и контрреволюцией в пограничной полосе.

 

В связи с начавшейся иностранной военной интервенцией и гражданской войной войсковая пограничная охрана была передана в ведение Народного комиссариата по военным и морским делам. Пограничная охрана была преобразована в пограничные войска. Части погранохраны были переформированы в стрелковые полки и сведены в пограничные дивизии. Эти дивизии и полки принимали участие в боях с интервентами и белогвардейцами.

 

К концу гражданской войны определились три направления охраны границы: политическое, военное и экономическое. Но их выполняли три различных ведомства: Особый отдел ВЧК, военное ведомство и Наркомат торговли и промышленности. Разделение функций, унаследованное от старого, дореволюционного порядка, создавало большие трудности и усложняло практическое осуществление задач охраны границы.

 

Поэтому 24 ноября 1920 года Совет Труда и Обороны в отмену своего предыдущего постановления охрану всех границ возложил на Особый отдел ВЧК. Лишь таможенный надзор за экспортом, импортом и провозом багажа пассажирами через границу остался в ведении Наркомвнешторга. В свою очередь, приказом Менжинского создавались особые отделы по охране границ — финляндской, эстонско-латвийской, польской, румынской и южной, а также особые отделы пограничных районов.

 

Под руководством В. Р. Менжинского были разработаны основные положения по охране рубежей Страны Советов в форме временной инструкции. В ней указывалось, что полная ответственность за охрану границ возлагается на Особый отдел ВЧК.

 

Инструкция определяла, что представители особых отделов имеют право во всякое время произвести проверку несения караульной службы, о всех замеченных упущениях и недостатках обязаны записывать в постовую книгу и давать командиру соответствующие указания. Отмечалось также, что представители особых отделов имеют право, с ведома командиров ВНУС, вести с красноармейцами собеседования и читать им лекции по вопросу об особенностях службы на границе и о наилучшей ее постановке. Политических работников инструкция обязывала обратить серьезное внимание на осознание красноармейцами особой важности пограничной службы и ее обязанностей.

 

В январе 1921 года Дзержинский, Менжинский, Уншлихт и начальник войск Корпев обсудили вопрос об организации пограничных войск и признали необходимым иметь в пограничных войсках исключительно командный состав из красных командиров, организовать школы командного состава.

 

В конце января того же года, в связи с изменениями в организации вооруженных сил республики, войска, охранявшие границу, с их штабами вошли в состав войск ВЧК, подчиненных во всех отношениях председателю ВЧК.

 

Ф. Э. Дзержинский и В. Р. Менжинский заботятся о размещении войск, обеспечении их вооружением. 14 мая 1921 года вопрос об охране границы заслушало Политбюро ЦК РКП (б) с участием В. И. Ленина. Было принято решение об усилении войск пограничной охраны коммунистами, улучшении снабжения личного состава. По представлению ВЧК, Совет Труда и Обороны своим постановлением от 13 мая 1921 года предоставил войскам ВЧК право па пищевое довольствие по усиленной норме. 18 мая Совет Труда и Обороны выделил дополнительно 4500 пайков для обеспечения продовольствием сотрудников Особого отдела пограничных пунктов. 1 июля голодного 1921 года было принято еще одно подписанное В. И. Лениным постановление о продовольственном обеспечении пограничных войск. В нем говорилось: «Ввиду особых условий службы войска ВЧК удовлетворять продовольствием в полной мере, определенной постановлением СТО от 13 мая с. г., в следующую очередь за удовлетворением учебных заведений».

 

Возложение ответственности за охрану границ на Особый отдел, принятие меры по организации службы и обеспечению всем необходимым пограничников уже летом 1921 года дали свои положительные результаты. Руководители ВЧК в одном из документов отмечали: «Организация охраны границы и ее бдительность увеличивается параллельно с организацией и оформлением войсковых объединений, технически осуществляющих ее».

 

В условиях мирного социалистического строительства надежная охрана границы стала важным фактором обеспечения государственной безопасности, монополии внешней торговли. Чтобы надежно охранять границу, нужны были войска, обладающие соответствующими правами и специальной подготовкой для борьбы с квалифицированными агентами иностранных разведок, контрабандистами. Постановлением Совета Труда и Обороны от 27 сентября 1922 года создается Отдельный пограничный корпус войск ГПУ. В положении, утвержденном Коллегией и объявленном приказом ГПУ 14 декабря 1922 года, определялись функции, права и задачи корпуса. Были также сформированы его штабы, штабы войск пограничных округов, пограничные отряды (в каждой пограничной губернии) и четыре морские пограничные флотилии — Балтийская, Черноморская, Каспийская и флотилия Ледовитого океана. В конце 1922 года объявлен и проведен «ударный двухмесячник укрепления охраны границы».

 

В приказе ОГПУ от 25 февраля 1924 года Менжинский писал, что опыт, приобретенный в охране границы, практическая работа по перестройке охраны границы подготовили «в достаточной мере почву для проведения назревшей необходимости объединения пограничных органов и погранвойск в единый аппарат погранохраны ОГПУ», В этом приказе были указаны практические меры проведения намечаемой перестройки.

 

Предстоящая реорганизация пограничных войск, по мнению Менжинского, должна была не только изменить существовавшие в то время формы управления войсками, но, главным образом, твердо определить пути их дальнейшей подготовки, усовершенствования и использования.

 

Под непосредственным руководством Вячеслава Рудольфовича, глубоко вникавшего во все детали организации охраны границы, было проведено объединение чекистских пограничных органов и войсковой охраны в единый аппарат. Была установлена единая для всех границ структура пограничных войск: пограничная застава — комендатура — отряд — погранокруг.

 

В пограничных войсках было введено единоначалие. Большую заботу Менжинский проявлял об усилении в войсках партийно-политической работы. С этой целью на заставах, контрольно-пропускных пунктах, в комендатурах ввели должности политработников, а постановлением ЦК ВКП(б) были созданы политический отдел пограничной охраны и войск ОГПУ и политические отделы в округах. Все это способствовало повышению боевой готовности погранвойск, укреплению политико-морального состояния и воинской дисциплины, дальнейшему укрепле­нию охраны границы.

 

Огромная работа по реорганизации пограничных войск и совершенствованию их службы была обобщена и законодательно закреплена в новом Положении об охране государственных границ, разработанном под руководством Менжинского. Это Положение было утверждено Центральным Исполнительным Комитетом и Советом Народных Комиссаров 15 июня 1927 года. Оно четко определяло и законодательно закрепляло режим государственной границы, права и обязанности пограничных властей. Были также разработаны, утверждены Коллегией ОГПУ и введены в действие «Положение о контрольно-пропускных пунктах ОГПУ», «Инструкция о порядке въезда и проживания в пограничной полосе», «Временный устав службы пограничной охраны ОГПУ».

 

Можно считать, что этим завершился занявший почти 10 лет период создания новой пограничной охраны, советских пограничных войск.

 

Чекисты усилили охрану западных и восточных границ, ликвидировали басмачество в Средней Азии, банды белогвардейцев и хунхузов на дальневосточной границе, которые нередко служили вооруженным прикрытием для переброски через границу шпионов и диверсантов.

 

Пограничники практически пресекли контрабандный промысел, которая подрывала монополию внешней и внутренней торговли, наносила значительный материальный ущерб экономике государства. Уже в конце декабря 1917 года Совнарком установил порядок вывоза за границу и ввоза оттуда товаров только с разрешения отдела внешней торговли Народного комиссариата торговли и промышленности. В противном случае товар признавался контрабандой.

 

Только с 1 июля 1921 по 30 июня 1922 года на границе было задержано 14 тысяч контрабандистов.

 

Активность  контрабандистов  и развитие этого вида  преступления была,  несомненно, вызвана слабо развитой экономикой страны. Видимо, поэтому, несмотря на активную борьбу с контрабандой  количество  задержанных лиц при  ввозе и вывозе всеми правохранительными органами страны контрабанды росло.

 

С 1925 по 1928 год пограничники задержали контрабанды на сумму 14 миллионов 350 тысяч рублей золотом.

 

В результате проделанной работы были изъяты большие ценности незаконно перемещавшиеся через границу. Предпринимаемые меры в какой- то степени смогли пpедотвpатить pазграбление страны.

 

Много внимания Менжинский уделял укреплению командных кадров органов и войск ОГПУ, пополнению их рабочими от станка, коммунистами, комсомольцами.

 

 

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

 

После гражданской войны главное внимание было сосредоточено на решении хозяйственных задач, на восстановлении разрушенного войной народного хозяйства. Перестраивалась на новый мирный лад работа всех партийных, государственных органов, общественных организаций. Многие видные партийные деятели, военные работники были направлены на решающие участки хозяйственного строительства. Дзержинский, оставаясь председателем ВЧК и наркомом внутренних дел, был назначен народным комиссаром путей сообщения.

 

Применительно к новым мирным условиям потребовалось провести реорганизацию ВЧК. Политбюро ЦК РКП (б) 1 декабря 1921 года приняло предложения Ленина о реорганизации ВЧК.

 

Выступая 23 декабря на IX Всероссийском съезде Советов с докладом «О внутренней и внешней политике Республики», Ленин говорил: «...необходимо подвергнуть ВЧК реформе, определить ее функции и компетенцию и ограничить ее работу задачами политическими».

 

В постановлении по докладу Ленина IX съезд Советов записал, что «укрепление Советской власти во вне и внутри позволяет сузить круг деятельности Всероссийской Чрезвычайной комиссии и ее органов, возложив борьбу с нарушением законов советских республик на судебные органы».

 

Всероссийская Чрезвычайная Комиссия была упразднена. Для решения задач политической борьбы с врагами Советского государства 6 февраля 1922 года было образовано Государственное политическое управление (ГПУ).

 

Отмечая заслуги ВЧК в деле упрочения Советской власти, Ленин на том же IX Всероссийском съезде Советов говорил: «...это то учреждение, которое было нашим разящим орудием против бесчисленных заговоров, бесчисленных покушений на Советскую власть со стороны людей, которые были бесконечно сильнее нас... иначе, как репрессией, беспощадной, быстрой, немедленной, опирающейся на сочувствие рабочих и крестьян, отвечать на них нельзя было. Это — достоинство нашей ВЧК».

 

Он говорил: «Без такого учреждения власть трудящихся существовать не может, пока будут существовать на свете эксплуататоры, не имеющие желания преподнести рабочим и крестьянам на блюде свои права помещиков, свои права капиталистов».

 

Преемником ВЧК в защите завоеваний Октябрьской социалистической революции стало Государственное политическое управление — ГПУ.

 

На Государственное политическое управление возлагались следующие задачи: подавление открытых контрреволюционных выступлений (в том числе политического бандитизма); борьба со шпионажем; охрана железнодорожных и водных путей сообщения; политическая охрана границ РСФСР; борьба с контрабандой и незаконным переходом границ; выполнение специальных поручений Президиума ВЦИК или Совнаркома по охране революционного порядка.

 

На особые отделы, которые оставались в составе ГПУ, возлагалась задача борьбы с контрреволюционными преступлениями в армии, ограждение Красной Армии и Флота от происков иностранных шпионов и диверсантов.

 

Председателем ГПУ был назначен Дзержинский.

 

Охрана революционной законности была возложена на реорганизованные судебные органы, введены институты государственной прокуратуры и адвокатуры. Советская революционная законность получила свое конкретное воплощение и в принятых ВЦИК кодексах законов (Уголовном, Земельном и Гражданском кодексах, Кодексе законов о труде).

 

В соответствии со всеми этими законами, применительно к новым условиям деятельности, перестраивается работа центральных и местных органов государственной безопасности.

 

В декабре 1922 года произошло объединение республик в единый Союз Советских Социалистических Республик. Для обеспечения государственной безопасности в пределах всего Советского государства было образовано Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) при Совете Народных Комиссаров. 18 сентября 1923 года Дзержинский был назначен председателем ОГПУ. Первым заместителем председателя стал по совместительству с должностью начальника СОУ В. Р. Менжинский, вторым заместителем - заместитель начальника СОУ и начальник Особого отдела Г. Г. Ягода.

 

Преобразования, намеченные  в  ходе реформ,  не  получили дальнейшего  развития. Примат  политики во время гражданской войны в мирный период жизни советского государства нашел свое отражение в расширении компетенции ОГПУ, наделении его внесудебными полномочиями. Происходило постепенное сужение функции прокурорского надзора. Усилилось влияние на деятельность ОГПУ высшего партийного органа - Политбюро ЦК  ВКП (б).  Это руководство носило политический характер, на первый план выдвигалась не идея законности, а революционная целесообразность.

 

Реформа органов госбезопасности преследовала цель отменить внесудебные полномочия ВЧК, но уже 9 марта 1922 года Политбюро ЦК РКП(б) рассматривает вопрос о предоставлении ГПУ права непосредственной расправы в отношении лиц, уличенных в вооруженных ограблениях, уголовников-рецидивистов, пойманных с оружием на месте преступления.

 

Полномочия ГПУ расширялись. 27 апреля 1922 года Политбюро ЦК РКП(б) рассмотрело вопрос о предоставлении ГПУ права непосредственных расстрелов на месте бандитских элементов (т.е. участников вооруженных ограблений), захваченных при совершении ими преступления, которое,  как и предыдущее, также было утверждено ВЦИК.

 

На проходившем в 1922 году съезде врачей, выступления докладчиков были резко антисоветскими. Законных оснований для привлечения их к уголовной или административной ответственности, за свои взгляды не было. В этой связи возник вопрос о методах воздействия на этих лиц.

 

9 мая 1922 года в докладной записке ГПУ И.В. Сталину, учитывая невозможность постановки целого ряда дел в судебном порядке и одновременно необходимостью избавиться “от наглых и вредных элементов”, было предложено внести дополнения в положение о ГПУ от 6 февраля 1922 года. Предлагалось предоставить права административной ссылки в определенные губернии на срок до 2 лет за антисоветскую деятельность, причастность к шпионажу, бандитизм и контрреволюцию, или высылку из пределов РСФСР на тот же срок неблагополучных русских и иностранных граждан.

 

Данное предложение Политбюро было одобрено.

 

После принятия положения о Комиссии при НКВД можно было принимать меры по высылке отщепенцев не желающих строить коммунистическое общество. Были подготовлены списки, которые Политбюро утвердило. После чего и состоялось широко известное выселение интеллигенции 1922 года за границу.

 

В 1924 году вместо Комиссии при НКВД было образовано Особое совещание при ОГПУ. Приказом Председателя ОГПУ № 250 от 12 июня 1924 года на основании ст. 2 Положения о правах ОГПУ в части административных высылок, ссылок и заключения в концентрационный лагерь, в состав Особого совещания были назначены: В.В. Менжинский, Г.Г. Ягода, Г.И. Бокий.

 

В последующем внесудебные полномочия ГПУ были сохранены за ОГПУ, которые, как и ранее постепенно  расширялись.

 

Начиная с середины 20-х годов, внесудебные полномочия легли в основу деятельности чекистских органов. По существу они являлись послушным инструментом в деле становления и поддержания в стране сталинского авторитарного политического  режима.

 

Менжинский, пытаясь еще больше расширить права на внесудебное рассмотрение дел внес предложение наряду с расследованием дел на фальшивомонетчиков, расследовать дела связанные с подделкой чеков. Народный комиссар юстиции и прокурор республики направили 18 ноября 1924 года письмо И.В.Сталину, в котором они возражали против нового расширения внесудебных полномочий ГПУ. Обосновывая это тем, что действующий Уголовный кодекс дает все возможности жестко и быстро покарать подделывание чеков, если следствие уже проведено, хотя бы и аппаратом ГПУ. Они отвергли опасения В.Р. Менжинского, что суд будет рассматривать подобные дела как простую подделку и мошенничество, а не как подделку денежных знаков. При наличии ст. 10 УК это было невозможно, в особенности в новой редакции ст. 85 Уголовного Кодекса. При этом защита по этим делам, могла быть, и не допущена.

 

Они возмущались, что полномочия ГПУ и так уже расширены до предела (право заключать в лагерь на 3 года всякого опасного субъекта, право высшей меры по целому роду дел, права чрезвычайных троек по борьбе с бандитизмом и т.д.). Подделка же чеков, по их мнению, была не таким массовым явлением, чтобы нуждалось в таких чрезвычайных мерах борьбы.

 

Народный комиссар финансов СССР Г.Я. Сокольников, 19 ноября 1924 года, так же писал И.В. Сталину о своем несогласии с В.Р. Менжинским в том, что подделка чеков может быть приравнена к подделке денег и, что по этому внесудебные способы действия должны быть распространены и на этот вид подделок. По его словам, чек не является документом, имеющим законную платежную силу в обороте и не обязателен к приему. Государству. Вред не может быть, ни в какой сравнимой степени с вредом от подделки денег причинен подделкой чеков, так как автоматическое массовое выбрасывание их в оборот немыслимо. Борьба с подделывателями чеков легче, так как вместе с обнаружением попытки получить по фальшивому чеку обнаруживается и преступник. По данному виду преступления внесудебные полномочия расширены не были.

 

Н.В. Крыленко поставил перед Политбюро вопрос о целесообразности в дальнейшем сохранения внесудебных полномочий. Он хотел пересмотреть регулирующие деятельность ГПУ правовые нормы. При этом хотел ограничить права ГПУ на внесудебный разбор дел Особым совещанием. И исключительно делами о политической деятельности членов партии меньшевиков и эсеров, а не вообще делами о контрреволюционной деятельности, чьей бы то ни было. А так же делами о шпионаже, бандитизме, фальшивомонетничестве, должностными преступлениями сотрудников ГПУ с тем, чтобы по всем этого рода делам права ГПУ были бы ограничены административной высылкой на срок до 3 лет и заключением в лагерь на 1 год. Кроме того, он предлагал отграничить деятельность ГПУ от деятельности Уголовного Розыска.

 

Крыленко предлагал установить правило, чтобы для рассмотрения дела во внесудебном порядке судебной тройкой ГПУ с превышением вышеуказанных норм репрессий, требовалась каждый раз санкция президиума ЦИК Союза, а не секретариата ЦИКа, с обязательным вызовом на это заседание Прокурорского надзора, наблюдающего за ОГПУ.

 

Предлагалось пересмотреть все положения о правах Прокуратуры в отношении ОГПУ по наблюдению за производством следствия органами ГПУ в сторону большего расширения прав Прокуратуры, без изъятий из действующего Процессуального кодекса.

 

Менжинский выступает резко против предложений Крыленко считая, что для последнего существуют только статьи УК, а не борьба с контрреволюцией. Он полагал, что после проведения судебного процесса, террористы становятся более популярны. Лагерь, ссылка являются средствами разложения противника, а не наказанием.

 

Говоря о ссылках, В.Р. Менжинский сообщает, что в этих случаях оказывается небольшая денежная помощь ссыльным, но у государства нет больше денег.

 

Увеличение прав Прокуратуры по отношению к ОГПУ по политическим шпионским и т.п. делам, по мнению В.Р. Менжинского, дало бы резкий отрицательный результат, так как пришлось бы хранителей законности сделать участниками агентурных разработок, которые не прекращались и во время ведения дел. Во всяком случае, революционная законность не выиграла бы. Менжинский ссылается на опыт с Экономическим управлением и транспортным отделом, где прокуратура не была стеснена никакими изъятиями из кодексов в пользу ОГПУ, как по политическим делам.

 

Все дела, как правило, по словам Менжинского, передавались в суд, за исключением фальшивомонетчиков. «Формально вряд ли ОГПУ очень выиграло, так как раз по этим отделам и возникают все те дела по всевозможным статьям, которые задевают т. Крыленко, как хранителя законности. Как оружие борьбы с хозяйственными, должностными и т.п. преступлениями мы эти отделы потеряли до некоторой степени чекистскую упругость и немного ослабли для ударной работы, так как дела поступают в суд, там лежат, дожидаясь своей очереди, и ставятся к слушанию, когда вся экономическая конъюнктура изменилась.

 

Мы считаем это весьма тяжелым недостатков, но если и политические дела будут разрешаться, как правило, в момент изменившейся политической обстановки, то это будет грозить самому существованию Союза».

 

Взаимопонимания органы ОГПУ и Прокуратуры так и не нашли. В связи с тем, что кризис назрел, 27 октября 1925 года Н.В. Крыленко обратился к И.В. Сталину с просьбой создать подготовительную комиссию о правах ОГПУ, а затем ее выводы заслушать на Политбюро. 10 ноября 1925 года Политбюро ЦК создало такую комиссию.

 

Отношения с органами прокуратуры у чекистов не были безоблачными еще и потому, что та часто указывала на превышение органами ОГПУ своих прав и на отступления от буквы закона. Что вызывало недовольство. В.Р. Менжинский считал, что СССР не может быть в безопасности, без прав ОГПУ, за которые как ведомство ОГПУ не держится. Он полагал, что во главе прокуратуры должны быть борцы за победу революции, а не люди статей и параграфов. Менжинский считал, что Народный комиссариат юстиции готовит для пошлой "демократии" идеологические силы и растлителей революции.

 

После устранения спорных вопросов между ОГПУ и Прокуратурой были опубликованы «Основные положения и права ОГПУ СССР».

 

После перехода страны к мирному строительству. Центр тяжести классовой борьбы переместился в области идеологическую и экономическую.

 

Активизировали подрывную деятельность против Советской России и кадетско-эсеровские центры, обосновавшиеся в Париже, Праге, Стамбуле. Весной 1921 года ЦК партии эсеров обратился с циркулярным письмом к местным эсеровским организациям, в котором предложил развернуть две кампании: во-первых, так называемое «приговорное движение» — на сельских и волостных сходах осуждать Советскую власть и требовать созыва Учредительного собрания; во-вторых, создавать «беспартийные крестьянские союзы», которые должны были явиться опорными пунктами в борьбе с Советской властью.

 

В марте 1921 года меньшевики, эсеры и анархисты развернули антисоветскую кампанию во время выборов в Московский Совет, выставив требование «Прекратить партийную диктатуру». Попытка эсеров и меньшевиков увлечь за собой рабочих потерпела неудачу. Однако им удалось организовать кулацкие мятежи в деревне. Наиболее крупным из них был антоновский мятеж в Тамбовской губернии — «антоновщина».

 

ВЧК, руководствуясь указаниями партии повела решительную борьбу против членов оппозиционных партий. 7 июня 1921 года начальник секретно оперативного управления ВЧК Менжинский направил в Симбирск телеграмму с просьбой устроить на патронном заводе перерегистрацию рабочих и выбросить всех эсерствующих и меньшенствующих лиц, при чем предлагалось при увольнении определять их в такие места, где бы их вредная деятельность была бы обезврежена.

 

11 августа 1921 года Менжинский писал в местные органы, что партия правых эсеров эсеров в связи с тяжелым экономическим положением постановила провести против советской власти решительное наступление вплоть до применение террора к ответственным руководителям.  Якобы за то, что органами ВЧК некоторые члены этой партии были преданы ревтрибуналу по обвинению в бандитизме. В связи с этим было предложено произвести массовые операции по эсерам. Аресту подлежали те, кто угрожал политическому спокойствию республики, остальные должны быть взяты под строгое наблюдение.

 

В апреле — мае петроградская эсеровская организация «Союз освобождения» объединилась с боевой террористической организацией Савинкова. Савинковские эмиссары пытались создать диверсионно-террористические организации в северо-западном и западном крае, на Украине. В июле 1921 года в Варшаве, в отеле «Брюль» под председательством Савинкова и при участии представителя польского генерального штаба Сологуба де Вайно, французской военной миссии майора Пикеля и петлюровского атамана Тютюнника состоялся съезд «Народного союза защиты родины и свободы». Этот съезд полностью одобрил шпионско-террористическую, бандитскую деятельность савннковской организации.

 

Встречавшийся с Савинковым английский писатель Соммерсет Моэм говорил о нем, что не встречал другого человека, который бы внушал ему столь предстерегающее чувство самосохранения. Именно имея в виду Савинкова, Моэм говорил: «Берегитесь, на вас глядит то, чего опасались древние римляне: на вас глядит рок». Злым, беспощадным роком контрреволюции и был Савинков.

 

Его постоянным партнером в азартной игре, - а Савинков – это, прежде всего, по словам Луначарского, азартный игрок, — был такой же проходимец и авантюрист, влюбленный в конспирацию и провокацию сотрудник «Интеллидженс сервис» Сидней Джордж Рейли.

 

Когда Менжинскому стало известно о съезде савинковского «Союза», о его решениях, — Вячеслав Рудольфович сказал:

 

— Пока этот бандит жив, он не оставит нас в покое.

 

Борьба с савинковщиной, поиск подходов к самому Савинкову, его окружению, теперь все больше и больше занимает внимание Менжинского. Первым средством борьбы с савинковщиной и подобным политическим бандитизмом становится укрепление охраны границ, поиски и ликвидация агентуры, контрреволюционеров гнезд внутри страны.

 

Немного позже, Менжинский приводит цифры по результатам ликвидации агентуры савинковских организаций. « В Москве обнаружено и ликвидировано -  23 активных савинковца, группировавшихся в центральных учреждениях и занимавших ответственные посты. Выявлены и продолжается разработка свыше 15 других активных савинковцев. Выявлена и перехвачена Инспекция всех резидентур на территории Советской России в лице наиболее известных и активных савинковских деятелей.

 

На территории Петроградского военного округа и Западного военного округа, в связи центральными разработками и самостоятельно, обнаружено и ликвидировано к настоящему времени свыше 220 савинковцев в Петроградском округе. Там же выявлена и продолжается разработка, связанная с центром свыше 100 человек, причем выявлено несколько крупных организаций и резидентур. В других пунктах – Воронеже, Туле, Ростове на Дону и Башкирской республике выявлено несколько отдельных резидентов.

 

Итого за последние 6 месяцев на нашей территории мы имели и имеем дело со свыше 500 активными савинковцами, агентами заграничных центров, не считая их косвенных связей.».

 

Переход к новой экономической политике вызвал надежды на перерождение советского строя в буржуазную демократию. Чаяния нэповской и иностранной буржуазии нашли наиболее яркое выражение в идеологии сменовеховства.

 

Кадетско-белогвардейский журнал «Смена вех» (издавался в Париже) пытался доказать, что нэп — это не тактика, а эволюция большевизма, эволюция Советской власти к обычному буржуазному государству. Идеологическое наступление против большевизма повела не только белогвардейская, но вся мировая капиталистическая пресса. Внутри страны оживилась контрреволюционная деятельность кадетов, эсеров, меньшевиков, мнимо беспартийной интеллигенции. Эти партии стремились использовать буржуазную профессуру, частные издательства (их только в Москве было 337 и в Петрограде — 83) для пропаганды буржуазной идеологии.

 

Оправившись от ударов, нанесенных ВЧК весной и летом 1921 года, эсеры с введением новой экономической политики активизировались. Эсеровские вожаки сделали попытку воссоздать единую эсеровскую партию, объединив в ней и крайне правых (Керенский, Чайковский), и левых эсеров, и экстремистов-савинковцев. В антисоветских целях они пытались использовать проходившие в 1922 году всероссийские съезды врачей, агрономов, кооператоров.

 

Информируя местные органы ГПУ о фактах подрывной деятельности эсеров, Менжинский в марте 1922 года писал, что объединенная партия эсеров — мертворожденная партия, что кранштадтская авантюра окончательно разбила их надежды, обнажила их бессилие, беспочвенность и оторванность от трудящихся масс. Вместе с тем Менжинский предупреждал чекистов, что партия правых эсеров представляет по-прежнему опасность.

 

«Опасность, — писал Менжинский, — состоит в том, что изменение пашей экономической политики дает большую возможность эсерам использовать это положение в своих политических целях путем захвата под свое партийное влияние как отдельных предприятий, так и целых объединений, например кооперативных обществ, овладев которыми эсеры не только смогут сгруппировать свои партийные силы, но, кроме того, и получить для себя громадные материальные средства на партийные цели. Наблюдая за деятельностью эсеров за последний год, мы констатируем тот факт, что именно кооперация является опорным пунктом правоэсеровских контрреволюционных сил».

 

В заключение Менжинский требовал от чекистов не дать объединиться эсеровским группам, препятствовать их укреплению в кооперативных и других общественных организациях. От особых отделов на границе и пограничных войск он требовал соответствующей постановкой пограничной работы воспрепятствовать связи эсеров с их заграничной базой, изолировать их совершенно от закордонных руководителей и их поддержки.

 

6 марта 1922 года было предложено Губернским отделам ГПУ произвести обыски в клубах и помещениях всех легальных правых групп максималистов эсеров, а так же провести обыски на квартирах активных членов этих организаций и по месту их службы для изъятия компрометирующих документов и переписки. Никаких арестов при этом производить не предлагалось.

 

В целом упор делался на поиск документов, которые указывали на связь легальных эсеров с эсерами подпольщиками. Только при обнаружении таких материалов мог производиться арест. Обнаруженные материалы должны были направляться в центр.

 

В целях возможных выступлений и демонстраций, забастовок протеста, в связи с планирующимся процессом над правыми эсерами, 24 мая 1922 года Менжинский предложил не позднее 29 мая провести массовые операции – обыски по правым эсерам. Аресту подлежали активные сторонники эсеров, которые угрожали политическому спокойствию республики

 

По предложению Дзержинского было решено материалы следствия, захваченные документы «Бутырского ЦК» правых эсеров, их заграничных центров использовать для разоблачения партии эсеров, как партии антинародной, предающей интересы трудящихся масс.

 

В Москве с 8 июня по 7 августа 1922 года состоялся открытый судебный процесс по делу правых эсеров. Он привлек огромное внимание общественности, как нашей страны, так и за рубежом.

 

Пятнадцать лидеров правых эсеров Верховный трибунал приговорил к высшей мере наказания — расстрелу. Президиум ЦИК СССР, рассмотрев апелляцию осужденных, заменил высшую меру наказания различными сроками тюремного заключения.

 

Суд и приговор по делу правых эсеров означал, по сути дела, политическую смерть этой партии. По инициативе бывших членов эсеровской партии в марте 1923 года был созван Всероссийский съезд бывших рядовых членов партии эсеров, который объявил партию распущенной.

 

В настоящее время все лица проходящие по этому процессу реабилитированы.

 

В это время ГПУ усилило борьбу с антисоветской деятельностью членов других буржуазных и мелкобуржуазных политических партий. Особое внимание при этом Дзержинский уделил партии меньшевиков, которая в то время активизировала антисоветскую агитацию среди рабочих. Дзержинский определил и тактику борьбы ГПУ с меньшевиками: сокрушительный удар по меньшевиствующей интеллигенции и метод убеждения по отношению к рабочим; уничтожение связей меньшевиков с заграницей и их печатной техники; чистка от меньшевиков государственного аппарата и высылка активных меньшевиков из пролетарских центров.

 

Эта борьба очень скоро принесла свои плоды для большевиков. На протяжении последующих лет во многих республиках, областях и крупных городах прошли конференции бывших рядовых меньшевиков, которые заявили о полном разрыве с меньшевизмом и о ликвидации подпольных меньшевистских организаций. В 1923 году самоликвидировались все меньшевистские организации.

 

Выполняя решения XII партконференции, коллегия ГПУ наметила и осуществила ряд мероприятий по усилению борьбы с антисоветской деятельностью членов буржуазных и мелкобуржуазных политических партий. Подчеркивая важность этой работы, ф. Э. Дзержинский говорил: «Теперь нам нужно особенно зорко присматриваться к антисоветским течениям и группировкам». Вся эта работа должна проводиться под руководством большевистских партийных комитетов.

 

Вызывает интерес документ написанный В.Р.Менжинским 3 июля 1926 года. Он писал, что в ряде городов СССР (Москва, Ленинград, Смоленск, Псков, Киев, Свердловск и др) существуют тайные масонские ложи и ордена насчитывающие сотни человек.

 

«Из орденов русского масонства наиболее известно: “Северная звезда на востоке”, “Большие каменщики”, “Мартинисты”, “Розенкрейцеры”, и др., а из лож: “Астрея”, “Тармонил”, “Изида” и др. Состав этих лож - представители выско-квалифицированной интеллигенции: профессора, художники, писатели и пр. Деятельность лож носит весьма конспиративный хар-р. Устраиваются нелегальные собрания, совершаются таинственные ритуалы, проходят оккультные и спирические сеансы. Масонские ложи имеют и политические тенденции, сводящиеся к следующему:

 

1. К попытке создания единого духовного фронта против материализма и агитации за отказ от классовой б-бы.

 

2. К попытке вовлечения в масонство членов ВКП(б), для использования их в целях укрепления и расширения деятельности масонства в СССР.

 

3. К установлению связи с международными масонскими ор-циями, в частности с Итальянской и Американской. Последние в свою очередь связаны с фашистским движением в этих странах. Устанавливается связь с иностранными миссиями.

 

4. К попытке создания ими черносотенного хар-ра по борьбе с “еврейским засильем”».

 

В заключении Менжинский делает вывод, что интеллигенция, в общем и целом на советские рельсы не стала, хотя процесс советской дифференциации и усиления ее советского ядра неуклонно совершается.

 

«Менее всего поддалась советизации “крупно-квалифицированная интеллигенция - профессура, отчасти, инженеры, литераторы и т.п.

 

Эти слои не проявляют инициативы в сторону создания организованного к/р движения, но мы должны подчеркнуть большое количество фактов участия, как военных, так и гражданских, специалистов в шпионаже и сотрудничестве с иностранными разведками в СССР.

 

В этих слоях постепенно нарастают тенденции к политическим оформлениям своих настроений и консолидации сил для возможной в грядущем борьбы за политическую власть.

 

Этот процесс еще не носит ярко выраженного хар-ра, но симптомы его на лицо. Антисоветские интеллигенты строят свои расчеты, с одной стороны, на неизбежный, по ее мнению, распад ВКП(б) в результате внутрипартийной б-бы, с другой - на перерождение пролетарской диктатуры под влиянием экономической необходимости.»

 

Социально - экономические  и политические преобразования в стране, поиски путей регулирования хозяйственных отношений обусловили резкое возрастание роли органов безопасности в хозяйственной жизни страны.

 

Специфические условия Советской России, связанные с разрушительными последствиями гражданской войны, нестабильностью  внешнеполитического и внутреннего положения привели к тому, что органы государственной безопасности стали важным инструментом в системе управления хозяйственным строительством.

 

Коренные преобразования в экономической политике, призванные стабилизировать и укреплять политическую основу советского строя,  в свою очередь, обусловили  значительные изменения, как в организации, так и в основных направлениях деятельности органов ВЧК-ОГПУ. Разрабатывается концепция о роли и месте органов государственной безопасности в условиях  мирного строительства,  целью которого являлось создание экономически независимого, самостоятельного государства.

 

Резко возрастает роль экономических подразделений органов государственной  безопасности. Их создание и широкое использование было вызвано трудностями хозяйственного строительства, своеобразие которого заключалось в развитии, с одной стороны, рыночных децентрализованных отношений, а с другой, сохранением и укреплением административных методов в руководстве экономикой страны.

 

Ужесточение уголовного законодательства, возрастание роли ОГПУ в хозяйственной жизни с середины 20-х годов, свидетельствовало о повороте от рыночной экономики к складывающейся командно-административной системе. В этих условиях органы государственной безопасности являлись инструментом поддержания сталинского политического режима.

 

Этот период  характеризуется  преодолением различных кризисных ситуаций. Свертывание рыночных отношений было связано  с  укреплением в руководстве страной сторонников административных методов развития экономики, что в  конечном итоге привело к нарушениям законности. Это проявилось, как при проведении массовых операций,  при разработке отдельных следственных дел так и при фальсификации процессов.

 

Все это заставляло правительство любыми  возможными  способами заботиться  о создании сохранении и укреплении органов ОГПУ и в их системе Экономического управления, которое отвечало за защиту экономической безопасности государства.

 

Деятельность подразделений органов безопасности часто сводилась к проверке личного состава предприятий. Так еще 5 марта 1921 года на коллегии ВЧК обсуждался вопрос о выработке мероприятий на улучшение работы экономических органов, где были в частности внесены предложения по проверке личного состава хозорганов в целях устранения саботажа и улучшения их организационно. При этом предлагалось сократить штаты учреждений на 50%, что должно было дать возможность стоящим во главе учреждений улучшить наблюдение за выполнением работы. Была обоснована необходимость круговой поруки.

 

Проверялся  личный состав коллегий наркоматов, включительно до наркомов и коллегии всех главков. Устранение работников сопровождалось оценкой их деятельности путем рассмотрения дел  в трибуналах и партийных судах.

 

Экономическое  управление имело право систематизировать и обрабатывать материалы на личный состав учреждений, а также "возбуждать перед партийными и советскими организациями" ходатайства о назначении чистки того или иного обслуживаемого государственного хозяйственного органа. В этой  связи на органы государственной безопасности легла задача  предоставления  исчерпывающих характеристик на личный состав государственных учреждений, их моральной устойчивости и др.

 

Серьезное внимание было уделено борьбе с преступлениями в сфере экономики. Протоколом  совещания о реорганизации  экономического  управления 24 июля 1922 года на должности начальников отделов были утверждены наиболее видные руководители ВЧК-ГПУ: Уншлихт, Менжинский (с заменой Ягодой), Усов, Фельдман, Пилляр, Благонравов, Петерс, Кацнельсон. Это назначение носило не официальный, а кураторский характер.

 

Одной  из первых  кампаний чекистских органов по борьбе с преступлениями, направленными в сферу экономики  советского государства, явилась борьба со взяточничеством. Совет труда и обороны  1 сентября 1922 года образовал специальную  комиссию, наделив  ее широкими полномочиями по борьбе со взяточничеством, председателем которой был назначен Ф.Э.Дзержинский. Комиссия имела  право  усиливать репрессивные меры в пределах действующего уголовного законодательства:  привлекать к  уголовной ответственности не только дающих и берущих взятки,  но и лиц, знавших об акте взятки и обязанных по своему служебному положению принять меры для немедленного преследования, но не принявших их. Комиссия имело право вырабатывать новые меры законодательного характера против взяточничества, организовывать показательные процессы по обвинению  во взяточничестве; контролировать во всех стадиях договоры и подряды;  проводить совместные летучие ревизии аппаратами РКИ и розыскных  органов; вести борьбу со взяточничеством в масштабе страны, выделив для этого во всех административных и хозяйственных  организациях  наиболее проверенных лиц. Комиссия при СТО провела работы по созданию ведомственных и местных комиссий по борьбе со взяточничеством, охватив почти все учреждения страны.

 

В марте  1922 года перед  органами  госбезопасности  была поставлена  новая глобальная задача по борьбе со спекуляцией. ГПУ было дано указание подготовить доклад в ЦК ВКП(б), и отразить в нем влияние спекуляции на материальное положение рабочих, были даны практические рекомендации по пресечению деятельности злостных спекулянтов выселение из крупных городов, конфискация имущества, ссылка вместе с семьями в  отдаленные районы и лагеря, усиление санкций судебного преследования.

 

Была  предпринята предварительная борьба  по выявлению и взятию на учет спекулянтов. В письме секретарю ЦК РКП(б) Сталину от 22 октября 1923 года Ф.Э.Дзержинский предложил  выслать злостных спекулянтов, наводнивших Москву в Нарым, Туруханку, Печору. "Размах надо взять на 2-3 тысячи человек". ЦК РКП(б) согласилось с этим предложением. С 25 ноября 1923 года по 17 января 1924 года было арестовано 2385 человек. Из них на 1 февраля вместе с семьями было выслано из г. Москвы 1290 человек.

 

В результате  этих мер, задача по борьбе со  спекуляцией к 1926 году была выполнена. С крупными делами по спекуляции было покончено, функции борьбы с этим видом преступления были переданы в ведение органов милиции.

 

Общее  ослабление надзора за  преступным элементом, разнообразие форм и нарицательной стоимости бумажных денег, а также качественное несовершенство их выработки, с одной стороны, и, с другой, появление большой группы лиц, потерявших свои основные занятия,  бросавшихся на любое дело, сулившее легкий заработок, являлись главными стимулами для развития фальшивомонетничества в начале 20-х годов в России.

 

В этой  связи перед органами ВЧК-ОГПУ была поставлена задача по борьбе с этим преступлением, что было необходимо и в связи с намечавшимся проведением денежной реформы в стране.

 

В это время были урегулированы и правовые вопросы борьбы органов ВЧК-ОГПУ с  фальшивомонетничеством. Уголовный  кодекс РСФСР 1922 года (ст.85) установил противоправность и наказуемость подделки денежных знаков.  В статье была определена  ответственность  для всех участников,  пособников и укрывателей данного преступления.  В ней не проводилось различие между изготовлением и сбытом фальшивых денег.

 

В течение 1921-1922 г.г. эмиссия совзнаков продолжалась в крупных размерах, результатом чего явилось их дальнейшее обесценение. На 1 января 1923 года в обращении находилось 1.994.464 млрд. руб., а их реальная ценность составляла около 100 млн. руб. Рядом декретов по выпуску новых денежных знаков удалось сбить эмиссию.

 

Дополнительно, для поддержания рубля, 4 мая 1922 года Политбюро ЦК ВКП(б)  принимает решение о  реализации ранее изъятых, якобы на борьбу с голодом церковных ценностей за границей. Красину была послана следующая телеграмма: “Политбюро ставит вам на вид на исполнение перед комиссией по изъятию ценностей обязательств еженедельно сообщать о ходе переговоров и реализации ценностей за границей. Настоятельно требуем большой энергии в проведении этого неотложного дела.

 

Денежная  реформа 1923  года  смогла положить конец хаотическому состоянию денежного хозяйства и поставила на очередь борьбу с фальшивомонетничеством. Внимание было направлено на сокращение эмиссии, на уменьшение количества бумажных денег, чтобы оно строго соответствовало валютным фондам Госказначейства "Госбанка". В  связи  с этим встал вопрос о борьбе с фальшивомонетчиками в общегосударственном масштабе с применением особых чрезвычайных мер.

 

1 июля  1923 года Ф.Э.Дзержинский, ознакомившись с положением дел по борьбе с фальшивомонетничеством, в записке Уншлихту писал: "Было бы желательно установить  размеры  подделок и принять  драконовские меры против поддельщиков,  составив план их поимки и искоренения... Я думаю,  что уголовный розыск  не справляется  и не справится, ГПУ могло бы этим заняться в порядке короткой ударной задачи, поставив кампанию по всему СССР и за границей".

 

Чрезвычайные  меры были санкционированы постановлением ЦИК СССР от 1 апреля 1923 года, изъявшим дело о фальшивомонетчиках из ведения общих административно и судебноследственных органов ОГПУ для разбирательства  во внесудебном порядке с усилением мер социальной защиты, вплоть до высшей меры.

 

Особую  важность придавал борьбе с фальшивомонетничеством тот факт, что из имеющихся данных в уголовном розыске республики преступность фальшивомонетничества по  сравнению  с  1920 годом в 1923 году возросла на 658 %

 

Несмотря  на то, что борьбой  с фальшивомонетничеством  в основном занималась тpойка при ЭКУ, активную помощь в этой работе оказывали и другие подразделения ОГПУ, в том числе и ИНО.

 

Так, с мая 1925 года  по линии ИНО стали  поступать  агентурные сведения о том,  что группа русских монархистов, проживавших в Германии и  Франции,  во главе  с графом Орловым - Давыдовым, Бермондтом - Аваловым, генералом Лампе при поддержке немецких монархических кругов,  близких к генералу Гофману, подготавливает печатание фальшивых червонцев с целью  подрыва  денежной эмиссии СССР,  материального возмещения  конфискованного имущества и финансирования контрреволюционной работы  как  европейских, так и дальневосточных белых организаций.

 

Первые  попытки печатания фальшивых червонцев по техническим причинам окончились неудачей, реальную опасность дело приняло с середины 1926 года. Органы ОГПУ  располагали  данными о поездке ряда лиц, замешанных в делах фальшивомонетчиков, в Лондон, откуда были получены  крупные средства  на организацию этого дела.  Печатание фальшивых червонцев началось после поездки в  Лондон  главы "Комитета  освобождения Кавказа " Кедия и Карумидзе совместно с генералом Гофманом к Детердингу.

 

Работа по  изготовлению фальшивок была налажена в Берлине. Специально  был приобретен небольшой дом в пустынном районе города,  в подвальном  помещении  которого была оборудована типография для печатания денег.

 

Отправка на территорию  СССР изготовленных червонцев началась в последних числах декабря 1926 года. В СССР должно было переправлено 6 партий.  Для  прикрытия этого  дела " патриотическими побуждениями " двум наиболее видным представителям монархических  организаций - генералам Кутепову и Лохвицкому была предложена большая сумма на борьбу с большевиками.

 

По полученным органами ОГПУ сведениям было установлено, то во главе организации фальшивомонетчиков  стоит  руководитель русской монархической партии Крупенский М.П.

 

Изъятые  из обращения  фальшивые  червонцы на  территории СССР,  главным образом, обнаруживались в ценных пакетах, пересылаемых  из Германии,  Польши, Латвии и Франции, а также на пограничных станциях Бигосово и Негорелое, где они были изъяты в станционных кассах.

 

В связи с этим полпредство СССР в Берлине обратилось с просьбой к криминальной полиции о расследовании этого дела.

 

В  ходе следствия немецкой  полицией была установлена причастность к делу инженера Белля (Вебера), являвшегося одним из главных лидеров движения,  возглавляемого Гитлером, поддерживающим тесный контакт с белогвардейскими эмигрантами. С момента арестов, произведенных в Германии, посылка фальшивых червонцев в СССР в ценных письмах прекратилась,  но наблюдались отдельные появления их по Союзу.

 

В ходе работы был выработан комплекс мер по борьбе с фальшивомонетчиками. Он включал в себя работу по организациям фальшивомонетчиков на территории СССР, работа на каналах возможной  утечки денежных знаков из Гознака и на каналах ввоза в СССР фальшивых денежных знаков, изготовленных за границей.

 

Проблема привлечения и использования иностранного капитала появляется с первых месяцев существования советской власти. Хотя иностранный капитал плохо сочетался с коммунистическими идеалами,  жизненные реалии заставили большевистское руководство пойти против идеологических принципов. Разрушенное  во время  гражданской войны хозяйство страны нужно было как-то восстанавливать, и одним из подходов к решению этой проблемы было создание концессий. Создание  концессий преследовало и другую цель: прорыв политической блокады, так как налаживание отношений с иностранными фирмами вело к признанию РСФСР иностранными государствами.

 

Общее  наблюдение за деятельностью Главконцескома, его комитетов и комиссий,  а также непосредственное  наблюдение за концессиями велось экономическим управлением ОГПУ.

 

Кроме  общего наблюдения ОГПУ непосредственно давало рекомендации по замещению вакантных должностей в Главконцесскоме.  Экономическим управлением ОГПУ составлялись на сотрудников концессионных органов характеристики, в которых наряду с биографическими сведениями давалась оценка их деятельности и соответствия занимаемой должности.

 

Работа органов государственной безопасности сводилась не только к наблюдению за концессионной деятельностью. В своих отчетах по конкретным концессиям отдавались и рекомендации по предоставлению помощи перспективным  предприятиям  (снижение налогов, предоставление кредитов и т.д.).

 

Дзержинский писал, что контроль, за деятельностью концессионеров со стороны ОГПУ необходим, но кроме плана наблюдения должен быть и план содействия им в пределах договора. Без этого, наблюдение на практике может превратиться в борьбу с концессиями.

 

Непросто было осуществлять наблюдения за концессиями, которые зачастую создавались по предложению высших партийных и государственных деятелей.

 

Так заключение концессионного договора с  Томмлером в 1922 году было поддержано Лениным. Американской объединенной  компанией "Аламерико", по сведениям иностранного отдела ГПУ, руководил друг Троцкого - Гаммер.

 

Менжинский писал, что надзор за деятельностью концессионеров необходимо разбить на две, отличных друг от друга, части: период, предшествующий заключению концессии (предложение, переговоры, приезд иностранцев для ведения переговоров, прохождение вопроса в различных инстанциях и пр.) и период после заключения договора между правительством СССР и концессионером.

 

К основной работе ОГПУ по надзору за деятельностью концессионеров он предлагал привлечь ЭКУ, КРО и ИНО.

 

Он писал, что ставя надзор за деятельностью концессионеров серьезной задачей для ОГПУ, необходимо в первую очередь остановить внимание на тех лицах, которые привлекаются к той или иной работе по концессиям:

 

«Необходимо теперь же разрешить, совместно с Главконцесскомом, эти два вопроса, имеющих целью:

 

а) чистку аппарата Главконцесскома и его постоянных комиссий и установление порядка приемки и назначения сотрудников (дача ОГПУ-ЭКУ и КРО характеристик работников, назначение Управдел и Секретарей из чекистов, работающих в Концессионных учреждениях негласно и т.п.) и

 

б) установление такого порядка участия специалистов, при котором ОГПУ (ЭКУ и КРО) могли бы иметь суждение и надзор за теми лицами, которые привлекаются в ведомственном порядке к участию по разработке каждого конкретного концессионного вопроса.»

 

В период до заключения концессионного договора Менжинский предлагал ОГПУ работать в тесном контакте с Главконцесскомом.

 

ИНО должен свою работу направить на всестороннее освещение групп, которые имеют тяготение к СССР, снабжая этими сведениями ЭКУ и получая от последнего задания по этим вопросам.

 

Центром работы в ОГПУ по концессионным вопросам являлось ЭКУ, а КРО и ИНО работали в рамках плановых или отдельных заданий ЭКУ.

 

Главконцесском, получив концессионное предложение, пересылает копии всех предложений в ЭКУ с указанием того учреждения, которому передано предложение на предварительное заключение, мнение ГКК о серьезности или приемлемости предложения и фамилии и адреса тех лиц, которые являются представителями концессионера для ведения переговоров.

 

ЭКУ, получив копию предложения, обязано было в кратчайший срок составить свое мнение по вопросу о выгодности или приемлемости предложения с экономической или иной точки зрения Сведения об объекте концессии ЭКУ должно было составлять на основании материалов, добытых в порядке постоянной информационной работы.

 

На ЭКУ возлагалось наблюдение за теми лицами-специалистами, которые привлекались ведомствами при разработке каждого концессионного вопроса, а также постоянное наблюдение за личным составом Главконцесскома и его постоянных комиссий.

 

После заключения концессионного договора работу по наблюдению за деятельностью концессионеров Менжинский сосредотачивал главным образом, в ЭКУ и КРО.

 

ЭКУ по каждой концессии должно было надзирать за эксплуатацией концессионных предприятий на предмет выявления хищнической работы, разрушение предприятий и пр.

 

Работа местных органов ОГПУ должна была протекать без всякого права формального вмешательства и сношений с администрацией концессионированных предприятий.

 

На ЭКУ возлагалось наблюдение за деятельностью иностранцев по выполнению последними всех законов, касающихся монополии внешней торговли, если некоторые изъятия не обусловлены концессионным договором, а также наблюдение за контрабандным вывозом и ввозом, замаскированными формальными документами.

 

На КРО возлагалось обязанность по полному наблюдению за личным составом, работающим в учреждениях и на предприятиях концессионера.

 

По вопросу о плане содействия концессионерам Менжинский предложил искоренения той волокиты в госорганах, которая отпугивает иностранцев при деловых с нами отношениях.

 

Говорить о прямом содействии концессионерам со стороны ОГПУ по его словам было затруднительно.

 

«Что касается ОГПУ и его местных органов, то при выполнении настоящего плана, достаточном инструктировании мест из центра, твердого проведения ЭКУ и КРО начала, сдерживающего самостоятельные выступления мест, - можно рассчитывать, что наша работа на практике не превратится в борьбу с концессиями».

 

Анализ деятельности торговых концессий привел к выводу, что мелкие промышленные концессии не способствовали выполнению задачи индустриализации страны. Работа  Главконцесскома  характеризовалась  в докладной записке ЭКУ ОГПУ как пассивная,  указывалось на отсутствие реальных планов и систематической разработки  концессионных объектов,  а так же на отсутствие учета практики уже сданных и работающих концессий. В 30-х годах начинает свертывается работа Концессионных комитетов, а дальнейшем они были и полностью ликвидированы.

 

В годы гражданской войны главным средством борьбы контрреволюции против Советской власти внутри страны были военный заговор и террор. В годы мирного социалистического строительства контрреволюция избирает своим главным методом замаскированное вредительство и диверсии. Вредительство было средством не только нанесения экономического ущерба, но и средством дискредитации самой идеи восстановления промышленности собственными силами, без помощи иностранного капитала, иностранных специалистов.

 

В связи с этим одной  из важных задач, стоящих перед органами ВЧК-ОГПУ в этот период, являлась борьба с диверсиями, вредительством, шпионажем, направленными в сферу экономики. В шифртелеграмме ОГПУ от 19 августа 1925 года указывалось: "ОГПУ располагает материалами, из которых видно, что капиталистические страны для осуществления своей  вредительской (диверсионной) деятельности предполагают употребить ряд средств, главным образом, химических и взрывчатых, направив их на наиболее чувствительные области хозяйственной жизни Союза.

 

В середине 20-х годов на крупных промышленных предприятиях повсеместно участились случаи аварий, взрывов и пожаров, являющихся якобы следствием диверсионных действий, направленных как из-за рубежа против важнейших хозяйственных и военных предприятиях, складов и сооружений Союза, так и в результате преступной халатности советских граждан. С этого времени на органы ОГПУ полностью возлагается борьба с диверсиями.

 

В апреле-мае 1926 года  руководителям трестов и  заведений ВСНХ, имеющих значение для целей обороны государства, был направлен циркуляр, в котором в частности сообщалось, что английским генеральным  штабом  разработан план в ближайшем будущем они могут начать с  помощью польского и лимитрофных штабов работу по  разрушению и поджогам наших важнейших хозяйственных предприятий и складов. Это преследует задачу ослабить СССР на случай войны. Были указаны и районы диверсионной деятельности: Донецкий бассейн, Ленинградский и Московский промышленные районы и западные границы. Руководителям  предприятий  было приказано проверить надежность и бдительность охраны  предприятий, принять меры, обеспечивающие предприятия противопожарными средствами, совместно с ОГПУ пересмотреть личный состав предприятий, уволив в кратчайший срок иностранцев и русских реэмигрантов, "политическая физиономия которых вызывает сомнение",  перебежчиков не принимать, а иностранцев при особой на то необходимости только по согласованию с органами ОГПУ.

 

Исторический опыт деятельности экономических подразделений органов государственной безопасности свидетельствуют о двойственной функции спецслужбы.

 

С одной  стороны, в условиях формирования административно-командной системы управления страной экономические подразделения становятся составной частью негласного конспиративного аппарата управления,  влияние которого охватывало практически все сферы народного хозяйства.

 

С другой стороны,  использование органов  государственной безопасности в борьбе с экономическим шпионажем, контрабандой,  фальшивомонетничеством, в концессионной деятельности это именно те сферы, где экономические подразделения обеспечивали нормальное функционирование хозяйственной жизни,  боролись  с такими явлениями,  которые подрывали экономику страны.

 

 

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

 

Борьба с вражеской агентурой, с савинковщиной и петлюровщиной, напряженная работа по укреплению пограничных войск поглощала Менжинского целиком. Личной жизни, заботе о здоровье он, по свидетельству современников, уделял «мало времени и внимания». Между тем два года напряженной работы в Особом отделе ВЧК, а до этого не менее напряженная работа на Украине и в Берлине подорвали здоровье Менжинского. Истощенный утомительной многочасовой работой без отдыха не только днем, но и ночью, частым недоеданием, организм не выдержал, и летом 1921 года Менжинский заболел. На ухудшении его здоровья сказалась и физическая травма, полученная в автомобильной аварии в Париже еще в 1909 году. Старшая сестра Менжинского Вера Рудольфовна не раз отмечала, что напряженной работой Вячеслав Рудольфович «доводил себя до полного истощения». Так случилось и летом голодного 1921 года. Только вмешательство Ленина заставило Менжинского заняться лечением.

 

Ленин, узнав от Уншлихта о болезни Менжинского, написал 7 июля 1921 года секретарю ЦК РКП (б) следующее письмо:

 

«По разговору с Уншлихтом предлагаю ЦК постановить:

 

обязать т. Менжинского взять отпуск и отдохнуть немедленно впредь до письменного удостоверения врачей о здоровье. До тех пор приезжать не больше 2—3 раз в неделю на 2—3 часа.  Ленин».

 

Жена Ф.Э.Дзержинского вспоминала:

 

- Впервые я близко познакомилась с Вячеславом Рудольфовичем Менжинским осенью 1921 года, когда он вместе с Феликсом Эдмундовичем отдыхал ва Южном побережье Крыма. Получив отпуск, я вместе с сыном также приехала к ним.

 

Вячеслав Рудольфович был тогда начальником Особого отдела и членом Коллегии ВЧК.

 

В Крыму мы жили в небольшом доме в Чаире, на самом берегу моря. Погода стояла чудесная, и мы с Феликсом Эдмундовичем ежедневно совершали дальние прогулки и катались на лодке в море. Вячеслав Рудольфович гулял мало, по-видимому, он чувствовал себя не очень хорошо. Зато он очень много читал. Помню, что, увидев в моих руках поэму Адама Мицкевича «Пап Тадеуш» на польском языке, он попросил ее у меня и с увлечением прочитал.

 

Я не имела возможности видеть Вячеслава Рудольфовича на работе, но зато встречалась с ним много раз во время его отдыха. В течение нескольких лет наши семьи жили летом в одной и той же местности под Москвой на даче,

 

По воскресеньям Феликс Эдмундович и Вячеслав Рудольфович проводили вместе долгие часы в беседах, преимущественно по вопросам, касающимся их общей работы.

 

На плечи Менжинского легла ответственность за обеспечение государственной безопасности страны в весьма сложной международной обстановке. Эта ответственность усугублялась еще и тем, что 2 февраля 1924 года на сессии ЦИК СССР Дзержинский был назначен председателем Высшего Совета Народного Хозяйства (ВСНХ). Будучи председателем ВСНХ, Дзержинский, как отмечал позднее Менжинский, «оперативной работе все меньше и меньше мог отдавать времени».

 

Дзержинский не случайно предложил назначить своим первым заместителем Менжинского.

 

О том, насколько хорошо знал и как глубоко ценил Менжинского Феликс Эдмундович, в своих воспоминаниях пишет старый чекист Ф. Т. Фомин. «Однажды, — вспоминает Ф. Т. Фомин, — мы, группа чекистов, сидели за чаем у Ф. Э. Дзержинского. Вячеслав Рудольфович, сославшись на усталость, извинился перед нами и ушел отдохнуть.

 

— Должен вам сказать, товарищи, — задумчиво проговорил Феликс Эдмундович,— что за время своей работы в ВЧК — ОГПУ я не встречал более сильного оперативного работника, чем Вячеслав Рудольфович. Он с первой сводки или заявления, поступившего к нему в руки, может сказать, есть ли тут действительно что-либо серьезное или нам не стоит заниматься этим делом...»

 

Эти же черты отмечали в Менжинском его ближайшие соратники, члены коллегии ОГПУ.

 

В июле 1922 года Совет Народных Комиссаров назначает Менжинского членом коллегии ГПУ и начальником Секретно-оперативного управления.

 

Кроме Менжинского в состав коллегии в конце 1922 года входили: нарком внутренних дел и председатель ГПУ Ф. Э. Дзержинский; заместитель председателя И. С. Уншлихт; начальник Особого отдела Г. Г Ягода; начальник Восточного отдела Я. X. Петерс; начальник Специального отдела Г. И. Бокий; начальник Петроградского губотдела ГПУ С. А. Мессинг; начальник Московского губотдела ГПУ Ф. Д. Медведь.

 

Внутриполитическое положение страны к началу 1923 года значительно окрепло. Закончилась гражданская война. Последние отряды иностранных интервентов были выброшены с советской земли на Дальнем Востоке, и народная Дальневосточная республика вошла в состав РСФСР. Был подавлен кулацкий бандитизм в центре и на окраинах страны. Прекратили свое существование мелкобуржуазные партии эсеров и меньшевиков, поддерживавшие контрреволюционные устремления отечественной и зарубежной буржуазии.

 

Единственное что беспокоило Менжинского в это время это повышение численности и активности бандитизма на территории СССР. В мае 1924 года Менжинский ориентировал местные органы на участившиеся дерзкие налеты на поезда, пароходы, на отдельные волостные и сельские советы, низовую кооперацию… Для успешной борьбы с бандитизмом он предложил помимо оперативной разработки выявлять причины, лежащие в основе всех видов банддвижения и принимать меры к устранению этих причин

 

Что касается международной обстановки, то здесь не только не произошло разрядки, а, наоборот, в 1923 году она вновь обострилась. Лозаннская конференция открыла турецкие проливы в Черное море для военных кораблей всех государств. Это создало новую угрозу нашим южным границам. Вслед за этим последовал «ультиматум Керзона», грозивший новой интервенцией. Вновь активизировалась шпионско-подрывная деятельность иностранных разведок, белогвардейцев. Главным организатором подрывной деятельности против СССР в то время выступала английская секретная служба — «Интеллидженс сервис».

 

Против иностранной агентуры, замаскировавшихся вредителей и шпионов и направляет ОГПУ свои главные удары, проникая во вражеские организации, в шпионские центры, взрывая их изнутри. В новых условиях борьбы Дзержинский, как говорил Менжинский, «придавал все большее и большее значение тонкости методов работы ЧК ввиду бессилия контрреволюции в СССР и явного заграничного шпионского происхождения контрреволюционных организаций последнего времени, живущих на средства заграничных разведок».

 

Творцами «тонких методов» работы ОГПУ были его руководители Дзержинский и Менжинский и те кадры чекистов, которые выросли и закалились в годы гражданской войны и первые годы мирного социалистического строительства.

 

20 декабря 1925 года отмечалась восьмая годовщина создания ВЧК — ОГПУ. Подведя итог восьмилетней боевой работе чекистских органов, Дзержинский и Менжинский в приказе ОГПУ № 278 от 20 декабря 1925 года писали:

 

«Четыре года прошло с тех пор, как упразднена ВЧК. Новый часовой революции — Государственное Политическое Управление стоит на страже Советской страны. Новые условия поставили перед ним задачу новыми методами осуществить охрану революции. Доверие рабочих и крестьян продолжает окружать ГПУ... И изменившиеся условия выдвинули новые задачи. Борьба с экономическими преступлениями, борьба за революционную законность, сохранившую свое значение, борьба со шпионажем и остатками белогвардейщины наполняли содержание работы ГПУ».

 

Все чаще и чаще Вячеслав Рудольфович должен был считаться с фактором, с которым он считаться не привык: здоровье... С ним было плохо. Огромное физическое и нервное напряжение, обострили тяжелую болезнь, перенесенную еще в годы гражданской войны. Неудержимо стала прогрессировать грудная жаба — так тогда называли стенокардию. Целиком отдаваясь работе, Менжинский мало заботился о себе, о своем здоровье.

 

Сказывалось перенесенные в юношестве скарлатина и дифтерия, в 28 лет брюшной тиф, и  травматический невроз, который он приобрел в 1909 году в связи с автомобильной травмой. После травмы слух был ослаблен. Хотя в 1923 и 1924 годах Менжинский отдыхал под Москвой, тем не менее, у него участились жалобы на боли в ногах, он страдал плоскостопием. Усилилась дыхательная аритмия. Проявилась склонность к полноте. При росте 176 см. Менжинский весил 90 кг.

 

Менжинский был подвержен частой сменой настроения. Сказывалось перенапряжение в работе, он мало спал (5 часов в сутки). Очень много курил (50-75 папирос в день).

 

Узнав о его болезни, Дзержинский 6 июля 1925 года написал одному из своих помощников по ОГПУ: «На здоровье и лечение тов. Менжинского надо обратить серьезное внимание. Прошу организовать консилиум по специальности, для того чтобы наметить лечение, где, при каких условиях, на сколько времени и т. д. О решении консилиума прошу мне сообщить».

 

Заключение консилиума было весьма категорично: немедленное лечение в Кисловодске. Лечился и отдыхал Менжинский на даче «Каре». В конце августа в Кисловодск с той же невеселой целью приехал и Феликс Эдмундович Дзержинский.

 

Убедившись, что здоровье Вячеслава Рудольфовича не поправилось еще в достаточной степени (а срок его лечения уже истекал), Дзержинский как-то после прогулки к Замку коварства и любви, за вечерним чаем предложил Менжинскому остаться в Кисловодске еще на некоторое время.

 

— Обстановка, — говорил Дзержинский, — позволяет позаботиться о себе, и лечение можно продлить.

 

Менжинский не соглашался и настаивал на своем отъезде в Москву.

 

— Дорогой Вячеслав Рудольфович, вы не представляете себе, какой вы ценный для партии человек. И если не слушаетесь совета, то я дам приказ не выпускать вас из Кисловодска, пока вы не поправитесь, — ответил Дзержинский.

 

На следующий день, 25 августа, Дзержинский, переговорив с врачом Иоганном Баумгольцем, лечившим Вячеслава Рудольфовича, обратился в ЦК РКП (б) с просьбой разрешить Менжинскому продолжить лечение. Такое разрешение было получено, и Менжинский с Дзержинским еще почти месяц прожили в Кисловодске. Сюда же приехала и Софья Сигизмундовна Дзержинская.

 

«В Кисловодске, — вспоминает Софья Сигизмундовна, — мы каждый день встречались с Вячеславом Рудольфовичем. Вместе завтракали, обедали, ужинали, отдыхали в садике «Карса», вместе совершали дальние прогулки на машине или лошадях, ездили на Медовый водопад и в другие живописные места. Вячеслав Рудольфович, как и Феликс Эдмундович, очень любил природу, и они вместе любовались прекрасными кавказскими видами».

 

Но отдыхать совсем уж просто так Вячеслав Рудольфович был не в состоянии. «Менжинскому, — вспоминает Ф. Т. Фомин, — каждый день привозили кипы журналов и газет, советских и иностранных, и он, уединившись, проводил ежедневно несколько часов за чтением газет, журналов и книг». Именно тогда он начал изучать японский язык — пятнадцатый, которым он владел. (Шестнадцатым стал фарси — из-за давней любви к Омару Хайяму.)

 

В конце сентября 1925 года Дзержинский и Менжинский возвратились в Москву. И снова напряженная работа. В ноябре 1925 года Менжинского постигло несчастье в семье; умерла жена, Мария Николаевна. Горечь этой утраты Вячеслав Рудольфович переживал очень тяжело и свое личное горе стремился забыть в напряженной работе. Именно к этой поре относится записка к Менжинскому его сестры Людмилы от 26 ноября 1925 года:

 

«Который раз захожу к тебе и не застаю тебя дома. Нельзя так жить — с раннего утра до поздней ночи утомлять себя, плохо есть, плохо спать. Ты опять доведешь себя до полного истощения...»

 

Вячеслава Рудольфовича опять стала тревожить грудная жаба. Порой грудь перепоясывали невидимые обручи, и сердце то странно замирало, то начинало колотиться бешеными толчками. Он подумал, что Милочка дей­ствительно права, беспокоясь о его здоровье.

 

Сестры перебрались в Москву. Теперь по вечерам иной раз удавалось выкроить часок и оказаться в маленькой сводчатой комнате «кавалерского» корпуса Кремля, удобно расположиться на просторном диване. И отдохнуть.

 

  Посмотри, на кого ты стал похож, Вячеслав,— выговаривала Людмила Рудольфовна. В серьезных разговорах она всегда называла брата полным именем. Но строгого вида у сестры не получалось. К ее глазам просто не шла напускная строгость, они выдавали ее.

 

  Тебе надо лечиться, Вячеслав. И немедленно, Вера тоже тебе об этом недавно говорила.

 

  Прошу тебя,  Милочка, не будем  так категорично решать вопросы. Я себя чувствую неплохо... Уверяю тебя, весьма неплохо. Иногда случается, прихватывает, но потом быстро отпускает.

 

   «Быстро отпускает»!..

 

В глазах Милочки так отчетливо всплеснулось возмущение, что  Вячеслав Рудольфович невольно улыбнулся.

 

  Вы только поглядите на этого теоретика! Желтый стал, щеки запали, говорит едва слышно.

 

  Ты же знаешь, что у меня тихий голос.

 

  Я все знаю. Знаю и то, что теоретическими рассуждениями ни одну болезнь не излечишь! Я просто тебя не понимаю, Вячеслав. Ты же разумный человек. Тебе немедленно надо лечиться.

 

Вячеслав Рудольфович мягко посмотрел па сестру.

 

  Ты  ведь тоже не выглядишь человеком избыточного здоровья. Похудела так, что просвечиваешься. Но если тебя завтра решат запереть в больницу, представляю, какой бунт ты устроишь.

 

  Знаешь, дорогой брат, это не метод полемики — переходить на личность критикующего. Разговор сейчас идет о тебе. Ты должен дать мне обещание, что немедленно пойдешь к врачу. Иначе я буду звонить Феликсу Эдмундовичу и жаловаться на тебя.

 

  Вот этого, прошу покорнейше, не делать, обожаемая сестрица. За такую штуку я ведь и в самом деле могу на тебя рассердиться. А сердиться на тебя мне, честное слово, не хочется.

 

Вячеслав Рудольфович встал с дивана, подошел к Людмиле, худенькой, пышноволосой, с уставшими глазами. Обнял за плечи и притянул к себе.

 

С минуту они стояли молча. Потом Людмила освободилась и прошла к столу.

 

  С тобой совершенно невозможно  разговаривать,— сказала она голосом, растратившим строгость.— Ты просто знаешь, как я к тебе отношусь, и бессовестно пользуешься этим.

 

В 1926 году международная обстановка вновь обострилась, стала нарастать угроза новой войны против СССР. Застрельщиками антисоветской политики выступили английские империалисты. В тесном союзе с ними действовали американские и французские монополии, реакционные элементы в Польше и Румынии. 12—13 мая 1926 года в Польше произошел вооруженный переворот. Тогда же, весной 1926 года, ОГПУ стало известно, что генеральный штаб Великобритании намеревается с помощью Польши направить через границу в Советский Союз шпионов и диверсантов. Эти известия очень скоро подтвердились. Органами ОГПУ и пограничниками был задержан ряд диверсантов и шпионов, направлявшихся с заданиями империалистических разведок в районы Тулы, Москвы, Донбасса, Северного Кавказа.

 

В связи со всеми этими фактами Дзержинский 11 июля 1926 года направил записку в ЦК ВКП(б), в которой сообщал о подготовке Польши к нападению на СССР, об оживлении деятельности белогвардейцев в соседних с Советским Союзом государствах и просил обсудить этот вопрос в комиссии обороны ЦК. В повестку дня июльского (1926 года) Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) был включен доклад Дзержинского и доклад Чичерина о внешнем положении СССР в связи с агрессивной политикой Польши и Англии.

 

Дзержинский, — писал впоследствии Менжинский, — один из первых в партии предугадал, что передышка кончается, что близится война, что нужно готовиться к обороне.

 

К весне 1926 года состояние здоровья В. Р. Менжинского снова ухудшилось. Весну и начало лета Менжинские жили на даче «Шестые Горки» в Архангельском. По соседству была и дача Дзержинских. По воскресеньям Феликс Эдмундович и Вячеслав Рудольфович проводили вместе долгие часы в беседах, преимущественно по вопросам, касающимся их общей работы.

 

Изучение языков, работа в химической лаборатории, которую Менжинский создал на своей даче, разведение цветов поглощали все его свободное время.

 

Сотрудники ОГПУ, зная о болезни Менжинского, часто навещали его.

 

Об одном таком посещении вспоминает Ф. Т. Фомин.

 

Уезжая осенью 1925 года из Кисловодска, Менжинский говорил ему, работавшему тогда на Северном Кавказе:

 

— Будете в Москве, обязательно заходите. Фомин приехал в Москву, зайти к Менжинскому постеснялся. Но случилось так, что они встретились на лестнице в здании ОГПУ.

 

— Когда приехали? — спросил Менжинский, здороваясь с Фоминым.

 

— Позавчера...

 

— А чего ко мне не зашли?

 

— Неудобно отрывать от дела.

 

— Покорнейше прошу обязательно зайти. Завтра в одиннадцать часов можете?

 

— Могу.

 

«Приехал на второй день к Менжинскому, — продолжает вспоминать Ф. Т. Фомин. — Вячеслав Рудольфович принял любезно. Поздоровался. «Извините, — говорит, — буду разговаривать лежа. Опять приступ проклятой жабы».

 

«Как здоровье?»

 

«Да что вы все точно сговорились, вместо того чтобы говорить о деле, только и разговоров, что о здоровье. Приехала из Германии врачебно-медицинская комиссия, сплошь светила. Вместе с нашими, советскими профессорами освидетельствовали всех народных комиссаров. Почему-то меня включили в этот список. Осмотрела меня эта комиссия и постановила, чтобы я оставил работу и выехал на все лето в Сочи лечиться. А разве можно мне сейчас оставить работу, когда Феликс Эдмундович так перегружен работой в ВСНХ! Но он настаивает на моем лечении. А сам болен. Многие не знают, как он болен. Я-то знаю, вижу! Нет, не могу я уехать, не могу взвалить свою работу на Феликса Эдмундовича!»

 

Первый приступ грудной жабы у Дзержинского был еще в конце 1924 года. Врачи потребовали, чтобы он ограничил свою работу до четырех часов в день. Но он категорически отверг это требование и продолжал работать по шестнадцать и даже восемнадцать часов в сутки. Днем в ВСНХ, вечером в ОГПУ. Одновременно вел большую партийную работу. Летом 1926 года готовился к Пленуму ЦК. Даже «по воскресениям, будучи на даче за городом, вместо отдыха он сидел над бумагами, проверял представляемые ему отделами ВСНХ таблицы данных, подсчитывая целые столбцы цифр», — вспоминала Софья Сигизмундовна.

 

20 июля в 12 часов дня Дзержинский выступил на Пленуме ЦК ВКП(б) с большой речью, направленной против троцкистов и зиновьевцев. Во время речи на Пленуме ЦК и ЦКК у Дзержинского повторился тяжелый приступ грудной жабы. Он с трудом закончил речь, вышел в соседнюю комнату и прилег на диван. Через несколько часов Дзержинского не стадо.

 

Менжинского потрясла смерть ближайшего товарища и друга.

 

29 июля 1926 года Менжинский по поручению коллегии и полномочных представителей ОГПУ написал приказ-обращение ОГПУ ко всем чекистам.

 

«Дорогие товарищи! — обращался Менжинский к чекистам. — Дзержинский умер.

 

Нет больше в наших ряда нашего несменяемого, неповторимого Председателя ВЧК — ОГПУ.

 

Нет больше в наших рядах первого чекиста, друга-товарища, учителя-вождя.

 

Безмерно велика эта утрата для всей нашей партии, для Советского Союза, для рабоче-крестьянских масс нашей страны.

 

Но особенно тяжела эта потеря для нашей чекистской семьи.

 

Бесконечно велика, до физической боли ощутима наша утрата. Но не должно быть места в наших рядах унынию и упадку. Бодрости, вере в дело пролетарской революции, в дело коммунизма учил нас т. Дзержинский... Мы должны чрезвычайно беречь и укреплять тот неисчерпаемый запас доверия, тот громадный авторитет в рабочем классе, которые ВЧК — ОГПУ приобрели в истекшие годы напряженной борьбы. Всемерная непрекращающаяся поддержка трудящихся явится залогом наших дальнейших успехов и побед.

 

Теснее же сомкнем наши ряды. Единой, непоколебимой чекистской стеной мы отразим все атаки контрреволюции.

 

Еще больше, чем прежде, проявим свою чекистскую дисциплину, выдержанность и бдительность.

 

Еще с большим, чем прежде, энтузиазмом будем стоять на защите завоеваний пролетарской революции!»

 

В эти дни в западных газетах появились сенсацион­ные статьи. «Кто придет вместо Дзержинского в ОГПУ?» Это было не праздное любопытство. Последние годы принесли немало огорчений любителям шпионажа и диверсий па территории пашей страны. Список побед советских чекистов был весьма длинным и основательным. Многие из них неизменно связывались с именем заместителя председателя ОГПУ В. P. Meнжинского.

 

Руководители западных разведок, как только телеграф принес известие о кончине Дзержинского, срочно запросили у своих информационных служб досье на заместителя председателя ОГПУ. Это был тот случай, когда они не ошибались.

 

Политбюро ЦК ВКП(б) 29 июля 1926 года обсуждает кандидатуру Менжинского и принимает решение назначить его председателем ОГПУ.

 

После смерти Ф. Э. Дзержинского, Вячеслав Рудольфович в 1926 году в связи с сильным переутомление, психической депрессией вынужден был поехать лечиться в течение шести недель на  Мацесту.

 

 

17.09.09 / Просмотров: 4365 / ]]>Печать]]>
 Опубликовать страницу в социальных сетях

В браузере Mozilla Firefox это не работает

Форма поиска

ИСТОРИЧЕСКИЕ ЧТЕНИЯ НА ЛУБЯНКЕ-2022

 Новости
 Об авторе
Олег Борисович Мозохин – доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН. 

Автор 30 монографий, 200 статей по истории отечественных спецслужб советского периода и составитель более 40 томов сборников документов.

На сайте elibrary.ru
AuthorID: 970223

 От автора

История деятельности органов государственной безопасности и правоохранительных органов всегда вызывала интерес. 

Как раньше, так и в настоящее время исследователей в большей степени привлекают публикации на основе документальных материалов, так как их изучение — это прямой путь к истине. 

Цель открытия настоящего сайта — на основе документальных материалов государственных и ведомственных архивов России объективно отразить эту деятельность.

Олег Мозохин


 Исторический форум
Войти в форум
 
Регистрация
 
Процедура регистрации абсолютна проста: достаточно ввести имя пользователя, пароль, электронный адрес и пройти процедуру активации. На Ваш E-mail будет выслано сообщение с сылкой на активацию. Приятного общения!
© 2024 Мозохин Олег Борисович. Все материалы принадлежат их владельцам и/или авторам.